Ах да, "кодовое имя", которое я в шутку присвоил Чери. Ляпнул как-то за столом, не подумав, а Раск с удовольствием меня поддержал.
— Слушайте, — лениво тянет Анна, — если уж братик Гая здесь, то его и надо спрашивать о слабостях босса Тионов.
— Это лишнее, — усмехается он. — Вы и без меня прекрасно знаете о его самой главной "слабости". Был лишь один человек, которого Гай боялся и которому ни за что не встал бы поперек дороги. — Его собственный отец? — Но ваш дражайший Десница убил его давным-давно, основательно облегчив моему брату жизнь. Ещё одна причина сказать ему "спасибо".
— Вряд ли Иберия дожил бы до сегодняшнего дня, — бормочу я. — А если и так, у старика не хватило бы сил...
— Я не об Иберии.
— Девственник говорит об Индре, — с язвительной улыбкой подсказывает Раск. — И да, огромное тебе, Дис, спасибо, за то, что прикончил этого гребаного извращенца.
— Его убийство было обязательным пунктом договора, который я заключил с твоим братом, — отвечает Десница. — Так что спасибо нужно говорить Гаю. Ведь, напав на нас, он нарушил этот договор.
— А вдруг он решил, что ты нарушил его первым?
Воздух пропитала недоуменная тишина.
— И... как это понимать? — прошу растолковать неоднозначное заявление я.
— Так, что твоя "Правая рука" — конченый маньяк. — Чери напрочь лишен инстинкта самосохранения. Делая такие заявления, он без страха смотрит Дису прямо в глаза. — Ты видел, что он творил в Фомальгауте? У него ведь без убийства ни дня не проходит. Для него это обычное дело. Как думаешь, стал бы он опускаться до такого примитивизма в случае с Индрой? Сын Иберии был единственным, кого ты по-настоящему ненавидел, не так ли, Дис? Ты ждал возможности отомстить ему слишком долго, и когда наконец настал этот долгожданный момент, ты... что? Просто убил его? Как и всех ничего незначащих людей, что были до него? Серьёзно?
Я не понимал.
Разве этого мало?
— Сказать, что бы я сделал на твоём месте с ублюдком, который взял меня в плен, вынудил моего босса подписать унизительный мир, сделал меня слугой своего отца, называл любимую мной женщину своей, потом забрал её у меня и вдобавок отрубил мне руку?
Черт его дери, я окончательно запутался.
— Я бы заставил его смотреть на то, как убиваю его старика и всех, кто ему дорог, а потом рассказал бы ему, разбитому и беспомощному, что это — только начало. Потому что в Децеме как раз появился "разделитель", который лучше меня расскажет ублюдку, у ног которого некогда лежал весь мир, всё о слове "отчаяние". Я бы вынудил его раз за разом проживать худшие сценарии человеческой жизни. Я бы прятал его настоящее тело в каком-нибудь вонючем подвале, следя за тем, чтобы ублюдок не сдох. А когда его жизнь на Земле подошла бы к концу, и он очнулся, я бы дал ему время обмозговать случившееся. Понять, что за всеми его несчастьями, которым он