– Крав?… – Мистрис Пеперфли сделала движение и открыла полузаснувшие глаза.
– Мне нужен адрес одной дамы по имени Крав, живущей в Венок-Сюде, знаете ли вы ее?
– Нет, сударыня, – ответила тетушка Пеперфли, вспомнив один известный неприятный эпизод из своей Жизни, – я никогда не знала дамы с таким именем, кроме одной и то только в продолжение двух или трех дней.
Это было лет восемь назад, или даже больше, потому что она оставила этот мир самым странным образом…
Вдова ответила не сразу; в ней, казалось дыхание остановилось. «Что вы хотели сказать? Каким образом? – Спросила вдова.
– Она была больна, сударыня, я сама была сиделкой около нее; она стала очень быстро поправляться, как вдруг случилось одно несчастное обстоятельство, ключ к которому не найден до сих пор, в результате чего она сошла в могилу и теперь покоится на кладбище св. Марка.
– Разве она покончила с собой? – Вскричала взволнованно вдова.
– Нет, совсем не то, – ответила, качая головой, мистрис Пеперфли. – Ей дали злое лекарство; я сама дала ей пить его, и я не понимала, что даю ей выпить смерть. Ах, почему она не откусила мне раньше пальцы своими зубами!..
Незнакомка помутившимися глазами смотрела на тетушку Пеперфли, как бы не понимая или не веря ее рассказу.
– Где это случилось? – Сказала она наконец. – Разве она все оставалась в меблированных комнатах в Венок-Сюде?
– Да, на Дворцовой улице. Она приехала туда неожиданно, никого не зная, никому не известная, как прилетает иногда птица из другой страны. Она наняла помещение у вдовы Гульд на Дворцовой улице, она заболела в эту же ночь и меня позвали в качестве сиделки.
– И она умерла? – Спросила незнакомка, как будто не веря этому рассказу.
– Она с того времени почивает в уголке кладбища св. Марка. Она умерла в ночь следующего понедельника. Она была убита не иначе, – прибавила тетушка Пеперфли.
Незнакомка переменила положение заснувшего ребенка и приблизилась к сиделке. «Расскажите мне, пожалуйста, подробности», – сказала она.
– О, это несложно! Доктор прислал лекарство; он послал одно лекарство в субботу ночью, а другое в воскресенье ночью. Она так волновалась, бедная женщина, хотя очень хорошо поправлялась; но она была молода и хотела говорить и смеяться, а доктора этого не позволяли. Не скажу, чтобы это не было вредно. Хорошо. В ночь на понедельник, доктор нашел нужным дать ей еще одну успокоительную микстуру; я ей дала выпить ее. Оказалось, что это был яд; бедная невинная душа умерла сейчас после приема этого лекарства. Я чуть сама не последовала за нею в гроб, до того я испугалась.