Тут Влада поняла, что такое теория относительности в действии. Десять минут, проведенные в беседе или работе казались пылинкой на часах жизни. Десять минут в неизвестности были подобны стоянию на углях, каждый миг — пытка неизвестностью.
И когда стрелка, наконец, отсчитала положенное количество этих резиновых минут, Влада робко поскреблась в дверь.
— Входи, — отчеканил Дорохов и поднялся из-за стола ей навстречу. — Ты не захотела иметь эксклюзивное право называть меня Дим, теперь я Дмитрий Игоревич. Это значит, теперь ты больше не имеешь права куда-то сбежать, не предупредив меня, — от его слов, произносимых негромко, но с плохо сдерживаемым напряжением, Владу начало трясти.
Он приблизился вплотную. Девушка замерла, как кролик перед удавом. Зрачки от волнения расширились, казалось, что они вот-вот поглотят всю радужку. Ее до сих пор бросало в дрожь, когда она представляла реакцию Дима на ее бегство из боулинга. И вот она уже воочию могла увидеть ее. По меньшей мере, он был зол. Вернее, не только был, но и есть. Зол. Холоден. Незнаком. До сих пор они были на равных, если не сказать больше. Он настаивал, добивался взаимности. Теперь все изменилось. Что теперь? Прикажет раздеться и ублажать его? И тут же стало стыдно. Прошло так мало времени, и так много событий, но в отношении Дима твердо можно сказать, что он очень порядочный. Хотя, (тут Влада готова была покраснеть, будь у нее на это время) если бы он тогда в номере не остановился, сейчас уже знал бы все о ней. И она бы знала, есть ли хоть крошечная лазейка у счастья. Или теперь только Дмитрий Игоревич…
Собрав волю в кулак, она выдавила из себя подобие вежливой дежурной улыбки и ответила:
— Да, Дмитрий Игоревич.
Дорохов некоторое время смотрел в ее глаза, словно наслаждаясь испугом, затем взглядом скользнул по губам, обласкав их и не таясь, спустился на грудь.
Влада совершенно потеряла ощущение реальности. Позвоночник казался мягким и текучим. От взгляда Дорохова она едва не плавилась. Даже такой жесткий, жадный, он сводил с ума. Вдыхая запах Дима, какой-то терпко — древесный, с тонким шлейфом миндаля, по-настоящему мужской, она чувствовала, что еще немного, и просто упадет в его объятия. И убеждала себя, что не падает только потому, что не уверена, захочет ли он ее снова подхватить на руки.
Ведь, действительно, не зная о причинах ее неадекватного поведения, можно просто подумать, что она взбалмошная девчонка, которая сама не знает, чего хочет и которой наплевать на чувства других. И разубеждать его она тоже не имеет права.