— Ты сделал ремонт?
— Еще в прошлом году, — пожимаю плечами. Коридор достаточно просторный, в нем полно места, света и воздуха. Но мне все равно нечем дышать. Сглатываю, сжимаю и разжимаю кулаки. Я ведь действительно верил в то, что между нами все изменилось! После того, как она кончила у меня на языке… Что еще мне было думать? Что еще мне, мать его, надо было думать?! Я поплыл, как последний дебил. Нафантазировал себе всякого. И только теперь понимаю, каким же был дураком.
— Проходи. Будешь завтракать?
— Нет.
— Кофе? — не сдаюсь я.
— Да, пожалуйста.
Мы такие показательно вежливые друг с другом, что от этой неискренности сводит зубы. И, думаю, не только у меня. Лишь Полинка весела и жизнерадостна. Скачет по коридору вприпрыжку.
— Марьяна, что происходит? — не выдерживаю я.
— Понятия не имею. Я возвращалась с работы, когда на меня налетели репортеры…
— Я не об этом!
Марьяна вздрагивает. Ведет пальцем по столешнице и, не глядя на меня, шипит:
— Не смей на меня орать! Ты пугаешь меня…
— Бред! Ты знаешь, что я никогда тебя не обижу! Больше нет…
Мне совершенно не хочется ругаться в присутствии дочери. Я оглядываюсь на нее, но, к счастью, Полинке совершенно не до нас. Она сидит на полу и старательно стягивает платье с новенькой куклы Барби. Понятия не имею, зачем Полинка каждый раз их раздевает. Она даже не пацан…
— Я не хочу это обсуждать, Демид!
— Но нам нужно это сделать. Так не может больше продолжаться!
— Не понимаю, о чем ты.
— Черта с два ты не понимаешь!
Злюсь! Злюсь так, что с трудом сдерживаюсь. Чувствую себя преданным и использованным. Не потому, что наш секс — это всегда игра в одни ворота. Тут в другом дело… Меня бесит, что она играет на моих чувствах. Сознательно и искусно. Сначала подпускает к себе, манит несбыточным, а потом идет на попятный, отвешивая мне пинка под зад. Когда это случилось в первый раз, я еще мог поверить в случайность. Но дважды… Нет уж, увольте.
— Я приехала, чтобы решить вопрос с прессой.
Марьяна все же поднимает взгляд, и то, что я в нем вижу, заставляет меня выдохнуть и притормозить. Задуматься о том, не мог ли я ошибиться. Она растеряна. Она так растеряна, что кажется, еще чуть-чуть, и сбежит от меня, роняя тапки. Выдыхаю и отступаю в сторону.
— Да. Я уже обсудил ситуацию с Норманом…
— Уже? Но… как? Я ведь хотела принять участие в разговоре! Меня это тоже касается! — заводится Марьяна.
— В этой ситуации действовать нужно было оперативно.
— Ладно, — Марьяна нерешительно соглашается. Я вижу, как в ней борются здравомыслие и обида. Первое побеждает. — Выкладывай, что вы решили.