Стоит лучше вглядеться в то, что тебя окружает, как внезапно обнаруживаешь, что комната создана из геометрических фигур, понимаешь, что они повсюду и тебе никогда не удастся избавиться от них.
Ты видишь, что ковер — это идеальный квадрат, что книги в шкафу — ровные прямоугольники, а кровать столь тверда и неудобна из-за того, что представляет безупречное скопление геометрических фигур. Теперь во всем ты узнаешь прямые линии и, наоборот, выпуклые формы. Комната приобретает новое очертание.
— Почему ты выделила только три лица комнаты? Если рассуждать по-твоему, их должно быть бесконечное множество, — с серьезным видом на кухню заходит Хиро. — Можно открывать их снова и снова.
— Разговоры не для всех. Не для простых смертных, — звучит сонный, немного пьяный голос Грейс.
— Меня раздражают заумные разговоры, где слова означают совсем не то, что мы понимаем под ними, — бормочет, кажется, перебравший вина, Оливер. — Существует только одна реальность, остальное лживо и сводит с ума.
— «Сводит с ума» — как сладко это звучит, — шепчет, засыпая, американка.
— Я тоже расскажу вам о комнате, — начинает Оливер. — Она, правда, слишком банальна и неинтересна. В ней нет ничего, что привлекло бы такого искушенного жильца, как вы. Это груда хлама. Да, хлама! И я даже не знаю, о чем говорить… Но я знаю, как буду говорить. Я сейчас буду говорить от лица стула, что стоит в этой комнате. Ха! От лица стула. Я буду стулом. Это придаст моему рассказу пикантности. Я не покажусь вам серым человеком, как показался бы, говоря о том, какая мебель стоит там и что за чувства она во мне пробуждает. Итак, я буду стулом.
Оливер вышел из-за стола и занял такое место, чтобы все его видели.
— Я стою рядом со стеной, прислонивши спину к её телу. Ногами я уверенно упираюсь в пол. Глазами смотрю в потолок. Я чувствую на себе ворох одежды и другого хлама. Ощущаю его трухлявый запах и слышу, как муравьишки снуют по нему.
Я обречен. Я обречен вечно стоять на одном и том же месте, обречен заниматься ненавистным делом и не могу изменить свою жизнь.
Я — стул и томлюсь под хламом в любое время года.
Я — стул, и день изо дня вижу одну и ту же картину: ненужное тряпье, разбросанное по комнате, недостижимый для меня потолок и надоевший, утомивший постоянством пол.
Я — стул. Ха! Как удивительно быть стулом!
В сущности это не самый плохой вариант, быть стулом. Я ничего не делаю, а вы бы сказали, что я могу заняться чем угодно. Я лишен чувств и привязанностей, а вам и это понравится, решите, что я свободен. Я, в конце концов, и, правда, неплохо устроился.