За вас отдам я жизнь. Повесть о Коста Хетагурове (Либединская, Джатиев) - страница 118

. Он вспомнил и мысленно повторил Про себя недавно написанные стихи:

Бестрепетно, гордо стоит на утесе

Джук-тур круторогий в застывших снегах,

И, весь индивея в трескучем морозе,

Как жемчуг, горит он в багровых лучах.

Любовь и печаль. Почему для Коста любовь всегда связана с печалью? Вот и сейчас: почему молчит Анна Цаликова? Неужели не понимает его чувства к ней? Или действительно этот блестящий, лощеный офицер покорил ее сердце?..

— Прибыли! — раздался грубый окрик полицейского, и перед ними с грохотом раскрылись тяжелые двери тюрьмы.

Хетагурова ввели в приемную, где помощник смотрителя, внимательно проглядев его бумаги, отдал приказ раздеть арестованного и обыскать.

Обыскивали тщательно. Отняли даже огрызок карандаша; припрятанный в черкеске. Отобрали записную книжку, срезали с пояса серебряные украшения, спороли пуговицы.

В длинном тюремном коридоре было очень темно, но когда захлопнулась дверь в камеру и ржаво скрежетнул ключ, Коста показалось, что его столкнули в могилу. От духоты и черноты закружилась голова. На ощупь отыскал он свободное место на нарах и, повалившись, забылся тяжелым сном…

— Подъем!

Коста вскочил, ничего не понимая. Двухэтажные нары были сплошь забиты людьми. Они разглядывали растерявшегося «новичка» — одни с сочувствием, другие с насмешкой. Вдруг сверху спрыгнули два человека и бросились к Коста с объятиями.

- На поверку ста-а-но-вись! — скомандовал рыжий надзиратель.

Растолкав заключенных, он схватил за шиворот горцев, обнимавших Коста, пытаясь растащить их в разные стороны.

— Задушишь людей! — предостерегающе воскликнул Коста.

— А ты кто такой? — процедил надзиратель и, сжав кулаки, замахнулся. Но кто-то точным ударом головы в челюсть свалил его на пол.

На крик надзирателя в камеру ворвались тюремщики.

— Разойдись! Стрелять буду! — истошно орал смотритель. Но заключенные, словно ничего не слыша, продолжали избивать надзирателя.

Раздался выстрел. С потолка посыпалась штукатурка. Заключенные расступились. Избитого унесли из камеры.

Только теперь узнал Коста своих земляков — Мурата и Бориса.

— Как вы сюда попали? За что?

— Меня посадили за тех полицейских, которых я с моста в Терек побросал… — сказал Мурат. — Помните историю с женским приютом?

— Как не помнить!.

— А еще старшина донес начальству, будто я был зачинщиком бунта в Алагире и пел «Додой»,

— Судили тебя?

— Второй год держат в тюрьме и доказать ничего не могут… Настоящего-то зачинщика никто не выдал. Ну и я, конечно, тоже.

Коста похлопал Мурата по плечу.

— А Замират не забыл?

— Как забудешь? — вздохнул Мурат. — И она меня не забывает: передачи носит…