Коста знал, что Александра Цаликова вызвали к Каханову для разговора о женской школе, и не мог усидеть дома. Не терпелось скорее увидеть Александра, узнать о результатах разговора с хозяином области.
Когда он пришел к Цаликовым, Александр еще не вернулся, и Коста решил ждать.
Старших сестер дома не было, и горничная доложила о его приходе Анне.
Коста сидел в гостиной на причудливо изогнутом венском стуле, обитом зеленым плюшем. Отбрасывая желтые круги, светила над столом керосиновая лампа.
Он рассеянно просматривал последний номер «Нивы», недавно полученный из Петербурга. В печке потрескивали дрова.
В коридоре раздались легкие шаги, и в гостиную вошла Анна.
— Здравствуйте, Коста Леванович, — сказала она своим низким, чуть глуховатым голосом и, зябко кутаясь в большой пуховый платок, уселась напротив него на широкую, покрытую ковром тахту.
— Здравствуйте! Вам холодно? — спросил Коста.
— Да, познабливает. Морозно на улице. Действительно, в последние дни похолодало.
Давно не было во Владикавказе таких морозов, ледяной ветер налетал из Дарьяльского ущелья, колючие снежинки, перемешанные с пылью, кружились по улицам.
— Вот и зима пришла, — сказал Коста, ласково глядя на Анну и чувствуя, как хорошо ему от ее присутствия. Сидеть бы так без конца в этом мягком полусвете и глядеть на ее разгоряченное лицо, на глаза, поблескивающие под густыми бровями, и слушать милый негромкий голос…
— Да, последняя моя зима в гимназии… — задумчиво проговорила Анна.
— А потом?
— Работать буду. Учительницей…
— Я рад вашему выбору. А вот наших осетинок хотят лишить единственной школы.
— Может, еще и не закроют? — с надеждой спросила Анна.
Коста с сомнением покачал головой.
— Нет, не зря так долго копалась комиссия в пожелтевших и покрытых пылью делах. Говорят, не только тщательно проверялись все расходы, но, главное, интересовались поведением девочек и тем, чем занимаются они по окончании школы. В общем, не жду ничего хорошего.
— Папа что-то задерживается, — сказала Анна и, подобрав ноги, глубже уселась на тахту. — Я от Ани Поповой письмо получила, — проговорила она, опустив глаза и перебирая тоненькими пальцами бахрому на платке.
— Что же она пишет? — спросил Коста, сам удивляясь своему спокойствию.
— Так, ничего… Проживет в Тифлисе до весны, а может, и до будущей осени. Родные сердятся на нее — она ведь отказала Ахтанаго Кубатиеву.
— А вы, Анюта, не собираетесь замуж за Дзамболата? — спросил Коста.
Анна молчала, только пальцы забегали быстрее, перебирая бахрому. Наконец она сказала — медленно, точно размышляя: