Я перевернулся на живот, кое-как поднялся на ноги и побрёл вверх по песчаному склону, держась рукой за полыхающий болью правый бок.
Идти было тяжело – ноги, ставшие словно ватными, заплетались и запинались на ровном месте. Да и переставлять их было той ещё задачей – хоть они и были как будто ватными, но в то же самое время весили многие тонны.
Но я всё-таки шёл, спотыкаясь и запинаясь, пока не оказался прямо перед входом в Башню.
Сквозь песок проглядывала когда-то алая, а сейчас просто выгоревшая на солнце ковровая дорожка. Повсюду валялись опрокинутые золотистые столбики с обрывками торжественных лент на них.
Винтовка всё ещё болталась у меня на плече, так что я кое-как перевесил её поудобнее и захромал по лестнице к высоким и широким дверям. Толкнул одну из створок, которая с ощутимой натугой поддалась и со скрипом распахнулась.
Внутри громадного вестибюля были расположены десятки каких-то деревянных контейнеров, вокруг которых были в беспорядке разбросаны золотые монеты, украшения, пачки банкнот и банковские мешки с купюрами.
Я побрёл мимо всех этих ценностей, до которых мне сейчас не было совершенно никакого дела. И которые, если честно, не возбуждали во мне ни капли алчности.
К чему мертвецу деньги и золото? К чему золото и деньги тому, кому они были нужны и которые теперь не нужны ему совсем?
Обошёл один из контейнеров, который был вскрыт и распотрошён. Равнодушно перешагнул через валяющиеся на усыпанном песке полу золотые слитки с затейливой вязью мусульманского письма. Мельком скользнул по каким-то непонятным контейнерам с предупредительными значками химической и биологической опасности.
И двинулся к виднеющемуся впереди проходу, за которым вдоль расстеленной на полу дорожки стояла пара десятков людей в американской форме. Без оружия и в торжественных стойках.
Я положил было указательный палец на спусковой крючок, но затем убрал его и опустил ствол автомата.
Что я могу сделать, если впереди меня ждут «штормовые стражи»? Что я могу сделать им? Да ничего. А что они могут сделать мне? Тоже ничего.
Я уже не живу. А значит, меня нельзя убить.
И поэтому я всё тем же неровным шагом, едва не шатаясь от слабости, вошёл внутрь помещения, в дальнем конце которого виднелись двери нескольких лифтов.
– Отряд, смирно! – скомандовал кто-то, и «стражи» моментально подчинились, застыв вдоль дорожки десятками неподвижных статуй.
– Сэр, – в паре метров передо мной выступил вперёд невысокий худой лысый солдат лет тридцати, – мы все, кто выжил из 2-го пехотного полка. Мы сдаёмся, сэр. Кувейт ваш.