— Мои глаза в тебя не влюблены, — начал я. — Они твои пороки видят ясно. / А сердце ни одной твоей вины / Не видит и с глазами не согласно. / Ушей твоя не усложняет речь. / Твой голос, взор и рук твоих касанье, / Прельщая не могли меня увлечь / На праздник слуха, зренья, осязанья. / всё же внешним чувствам не дано — / Ни всем пяти, ни каждому отдельно — / Уверить сердце бедное одно, / Что это рабство для него смертельно… Прости, но дальше не помню.
Но тут я соврал. Я просто не мог прочитать последние строчки, так как там было «В своём несчастье одному я рад, что ты — моя грех и ты — мой вечный ад». Мне показалось, что это просто будет больше, чем она должна услышать от меня. Конечно, я всё еще слышал в своей голове слова Лидии из столовой. Но не знал, как к этому стоит относиться.
— Боже, это же Сонет 141! — радостно закричала Лидия и начала прыгать на кровати. — Ты знаешь его наизусть! Откуда?! Откуда-откуда?
— Прошу, успокойся, — рассмеялся я и забрал у неё ведёрко мороженного, про которое она уже забыла и чуть не уронила, пока прыгала. Иногда она была так похожа на ребёнка, что мне становилось дико стыдно от того, как сильно я возбуждался. — Когда я только начал писать песни, у меня был полневший ступор. И Алекс предложил найти вдохновение у других поэтов, поэтому частенько приносил мне какие-нибудь книжки. Это были его любимые строки. Он говорил, что когда-нибудь я дойду до глубины этих Шекспировских строк и напишу такую же проникновенную песню.
— Я всегда думала, что этими строками Шекспир призывает нас любить, не взирая ни на что. Он пытается донести, что, прежде чем сказать кому-то, что мы любим его, мы должны увидеть все его пороки и принять их полностью.
— А если этих пороков слишком много, послать в задницу, — рассмеялся я.
— Да ну тебя, — тоже засмеялась она, а потом встала. Я сразу почувствовал боль от того, что она собралась уходить и уже хотел извиниться за грубость. — Хочу проверить Софию. Джин и Макс остались с ней, но мне нужно её увидеть, а еще убедиться, что с самой Макс всё хорошо, потому что она так расстроилась из-за слов твоего отца. Но он не виноват. Хотя он повёл себя не очень хорошо, он не такой плохой. Я просто… не знаю, что тебе сказать…
— Спасибо за мороженное и разговор. Это… помогло, — обычно я не люблю трепаться или слушать бесконечные разговоры. Но звук голоса Лидии успокаивал меня, даже когда она говорила невпопад, путалась в мыслях и не знала, что нужно сказать, а что умолчать. Мне нравилось говорить с ней, смотря в её глаза, потому что с ней я почему-то чувствовал себя хорошо. Она была просто… Лидией. И больше ей не нужно было.