*Я рассматриваю данный материал с учетом тех теорий национальной идентичности, которые вошли в оборот в империализме конца XIX века в работе: Nationalism, Human Rights, and Interpretation // Freedom and Interpretation. / Ed. Barbara Johnson. New York: Basic Books, 1992.
** Betts. Association and Assimilation. P. 108.
*** Ibid. P. 174.
Faidherbe, Bugeaud) — генералам, губернаторам, администраторам — действовать силой и драконовскими методами. Политики вроде Жюля Ферри,>87 которые формулировали имперскую политику после (и во время) этих событий, оставляли за собой право постулировать цели, которые ограничивали бы туземцев подобно «la gestion même et... la defense du patrimoine nationale» (управление собой и ... защита национального достояния? ?).* Для лоббистов и тех, кого сегодня мы называем публицистами — от романистов и ура-патриотов (шовинистов) до манда-ринов-философов — французская империя была однозначно связана с французской национальной идентичностью, ее блеском, цивилизаторской энергией, особым географическим, социальным и историческим развитием. Ничто это не соответствовало повседневной жизни на Мартинике, в Алжире или Габоне, или на Мадагаскаре и было, мягко говоря, сложновато для туземцев. Кроме того, другие империи — германская, голландская, британская, бельгийская, американская — теснили Францию, подталкивая тотальную войну (как это случилось в Фа-шоде), ведя переговоры (как в Аравии в 1917— 1918 годах), угрожая или соперничая с ней.**
В Алжире, несмотря на всю непоследовательность французской политики после 1830 года, дело неумолимо шло к тому, чтобы Алжир стал французским. Сначала туземцев лишили земли, а их жилища были захвачены. Затем французские поселенцы по-
* Girardet. L'Idée coloniale en France. P. 48.
Исследование одного небольшого эпизода в имперском соперничестве с Англией см.: Hourani Albert. T. Е. Lawrence and Louis Massignon // Hourani Albert. Islam in European Thought. Cambridge: Cambridge University Press, 1991. P. 116—28. См. также: Andrew Christopher M. and Kanya-Forstner A. S. The Climax of French Imperial Expansion, 1914—1924. Stanford: Stanford University Press, 1981.
лучили контроль над лесами пробкового дуба и месторождениями минералов. После этого, как отмечает Прохазка в заметках об Аннабе (впоследствии Бон),>88 «они вытеснили алжирцев и заселили [места вроде] Бона европейцами».* В течение нескольких десятилетий после 1830 года «трофейный капитал» пополнял экономику, туземное население сократилось, а группы поселенцев росли. Двойная экономика стала реальностью: «европейская экономика может быть уподоблена в общем и целом фирмо-цен-трированной капиталистической экономике, тогда как алжирскую экономику можно уподобить базарно-ориентированной, докапиталистической экономике».** А потому до тех пор, пока «Франция воспроизводила себя в Алжире»,*** алжирцы были обречены на маргинальность и нищету. Прохазка сравнивает отчет французских колонизаторов об истории Бона с рассказом одного алжирского патриота, чья версия событий в Аннабе «выглядит так, как если бы произведения французских историков вывернули наизнанку».