"Мне тоже", — сказал Хэл.
Питер пристально посмотрел на него, чтобы определить, шутит он или нет, и увидел, что он не шутит. Он подошел и крепко прижался к отцу. Хэл почувствовал, как он дрожит.
Питер зашептал ему на ухо, очень быстро, так быстро, как будто он боялся, что у него не хватит мужества договорить это до конца… или что обезьяна может услышать его.
"Она будто смотрит на меня. Смотрит на меня, в каком бы месте комнаты я не был. А если я ухожу в другую комнату, то чувствую, что она смотрит на меня сквозь стену. И я все время чувствую, что она… что она просит, чтобы я что-то сделал".
Питер поежился. Хэл обнял его крепче.
"Как будто она хочет, чтобы ты ее завел", — сказал Хэл.
Питер яростно кивнул. "Она ведь на самом деле не сломана, так ведь, папочка?"
"Иногда она сломана", — сказал Хэл, взглянув через плечо сына на обезьяну. "Но иногда она работает".
"Мне все время хотелось подойти к ней и завести ее. Было очень тихо, и я подумал, что нельзя этого делать, это разбудит папочку, но мне все-таки хотелось этого, и я подошел, ия… дотронулся до нее, и это омерзительное ощущение… но в тоже время она мне нравится… будто она говорит мне: Заведи меня, Питер, мы поиграем, твой папа не проснется, он уже никогда не проснется, заведи меня, заведи меня…"
Мальчик неожиданно разрыдался.
"Это нехорошо, я знаю, что это нехорошо. В ней что-то не так. Мы можем выбросить ее, папочка? Пожалуйста?"
Обезьяна усмехнулась Хэлу своей бесконечной усмешкой. Он ощутил влажность слез Питера. Вставшее солнце осветило тарелки обезьяны, лучи отражались и образовывали полосатые блики на белом, плоском, отштукатуренном потолке мотеля.
"Питер, когда примерно мама с Дэнисом собирались вернуться?"
"Около часа". Он втер покрасневшие глаза рукавом рубашки, сам удивляясь своим слезам. "Я включил телевизор", — прошептал он. "На полную громкость".
"Все в порядке, Питер".
Интересно, как бы это произошло? — подумал Хэл. Сердечный приступ? Закупорка сосуда, как у матери? Так как же? В конце концов это неважно, не так ли?
И вслед за этой пришла другая, холодная мысль: Выбросить ее, говорит он. Выбросить. Но можно ли вообще от нее избавиться? Хоть когда-нибудь?
Обезьяна насмешливо посмотрела на него, ее тарелки были занесены для удара. Интересно, не заработала ли она внезапно в ту ночь, когда умерла тетя Ида? — подумал он неожиданно. Не было ли это последним звуком, который она слышала, приглушенное дзынь-дзынь-дзынь обезьяних тарелок на темном чердаке и свист ветра в водосточной трубе.
"Может быть, это и не так уж невероятно", — медленно сказал Хэл сыну. "Пойди, возьми свой рюкзак, Питер".