Глаза закрылись и тут же распахнулись вновь — склоненный надо мной Расти, аккуратно и неотвратно тряс меня за плечо.
— Скоро рассвет, — сообщил он, — вставай, перекусим, и я отведу тебя к выходу.
Поворчав немного для порядку, Лали накормила нашу троицу пшенной кашей, наполнила бурдюк Расти травяным отваром, придающим, по ее словам, бодрости, собрала в тряпочку немного черствого хлеба, и попрощалась со мной, наказывая мужу, скорее вернуться обратно.
Я туго переплела длинные волосы, скрыла их за капюшоном выданного Расти тонкого плаща, и в его вещах стала походить на обычного, правда худого, паренька. В неясном свете едва занявшегося рассвета мы добрались до городской стены. Дырка в ней была маловатой, но я запросто пролезу через отверстие.
— Стена обнесена рвом, — прощаясь, говорил Расти, — но именно в этом месте, не ров, а довольно широкая насыпь. Ее сделали специально, на случай таких вот побегов королей и других привилегированных особ.
— Расти, не знаю, как мне тебя благодарить! — я обняла его.
Сначала я, конечно, была зла на парнишку, внаглую похитившего меня. Но теперь понимала: мне желали лишь добра. Он похлопал меня по плечу и виновато пояснил:
— Проводил бы тебя до выхода, но за Лали боюсь. Если нас обоих схватят — меня точно повесят, как тех бедолаг у въезда в город. А жена с кем останется? Слишком я ее люблю, чтобы рисковать ее сердцем! Не благодари, Оливия — твое спасение, это личная месть принцу-извергу, растерзавшему мою сестру! Считай, это я в честь Пэнни сделал!
— Прощай, Расти! — я обернулась к своему спасителю напоследок, успела краем глаза выхватить панораму города на фоне рассветного солнца и юркнула в отверстие в стене.
— Прощай, Оливия! — послышалось уже сзади.
Едва очутившись по ту сторону стены и оглядевшись, я, первым делом, наткнулась на скрестившего могучие руки Стивника. Недовольный принц прислонился к боку застывшего коня, и его красивое хмурое лицо не предвещало ничего хорошего.
— Попалась! — рыкнул он и кинулся на меня.
Ранним утром, шагая в рассветном бодрящем тумане, две мужские фигуры быстро приближались к апартаментам Макса. Голова парня была тяжелой, словно с похмелья, а ведь пил-то профессор, и то, немного. Платов же, ничего крепче чая с молоком не принимал. Мысли трещали по швам от количества информации, вываленной, точно лед из мартини, на сознание юноши.
Блоки разрозненной информации, сумбурно наваленной Алистером, сейчас, на холодном ветру, постепенно собирались в единый пазл. Макс даже на секунду не мог представить, что рядом с его городком могло происходить подобное.