И это было правдой; невероятно, что именно на Олечке эти вещи смотрелись непередаваемо красиво, красивее, чем на любой другой его подруге, красивее, чем на Маре. или это только казалось? Может, этот чувственный черный шелк лишь оттенял ее красоту и нежность?
Он скинул свое пальто прямо под ноги, его горячая ладонь скользнула по животику девушки, до самого краешка трусиков, которые каким-то чудом держались на ее лобке. Подушечки его пальцев едва касались ее кожи, и не пересекали границы черных трусиков, но и та зона, что была доступна для его прикосновений, была чувствительная. Олечка сжала коленки, стыдливо прикусила губу, чувствуя, как пальцы Глеба скользят все ниже, поглаживают все чувствительнее, почти проникая под резинку черных крошечных трусиков.
— Не надо, — пискнула она, чувствуя, как горячее возбуждение наполняет ее живот, и она течет, течет на новую вещь, которую они еще даже не купили, а рука Глеба уже поглаживает ее гладкий лобок, чуть прижимая пальцами ее нежную кожу.
За тонкой шторой слышались людские голоса, в магазин входили новые покупатели, и Олечка едва не вскрикнула, когда Глеб прижал ее к себе крепко-крепко, а его рука все же скользнула жадно в ее трусики и чуть сжала мокрые губки. Девушка уже хотела его. С таким округлым, аппетитным животиком, который в страсти хотелось искусать, такая влажная, раскрытая, текущая так откровенно, так щедро…
— М-м-м, — Глеб, жарко дыша, то ли куснул ее ушко, то ли поцеловал, и Олечка обнаружила, что сидит на хлипкой полке, обвив его ногами и уцепившись руками в его плечи. — Ты же хочешь, так?
Его пальцы поглаживали ее, скользили под новыми трусиками, Олечка почти скулила, глядя, как его ладонь все ниже и ниже скользит меж ее ногами.
— Нельзя кричать, — озорно произнес Глеб, прижимая девушку к себе ближе и поглаживая ее клитор. — Там люди ходят. Могут услышать.
Олечка прикусила губу, стиснула побелевшими пальчиками его одежду и уткнулась лицом в плечо, покуда его пальцы неторопливо скользили под новым бельем, поглаживая ее клитор.
— А крикнуть ведь хочется, — коварно продолжал шептать Глеб, уткнувшись лицом в ее волосы, наполняя их горячим дыханием. — Или нет?
И он касался ее так тонко и остро, что она откидывалась в изнеможении назад, раскрывая для его ласк бедра и чувствуя только одно: его пальцы, глядящие ее самую чувствительную точку. Ее ноги тряслись, она не могла унять эту дрожь и тихо — тихо заскулила, быстро двигая бедрами, прижимаясь к его пальцам.
— Хочется, — подвел итог Глеб, привлекая ее к себе, ухватив ее за шею и заставив девушку уткнуться лицом в его плечо. Его пальцы проникли в ее тело глубоко, резко, и двигались там нарочно сильно, безжалостно, чувствительно, так, что Олечка почти забыла о посторонних, что могут услышать ее, и взбрыкнула, напрыгнула на мужчину, надеваясь на его пальцы полнее.