Парень перевёл взгляд со Златы на неё, увидел перед собой не внушающую доверия ещё менее упитанную и совсем уж малорослую девушку с коротенькими, ёжиком, светлыми волосами и смущённо помялся:
— Я это… новый охранник… меня Василий Сергеевич к вам прислал, чтобы вы мне помогли заявление об устройстве на работу написать… А то он уже озверел мне подсказывать, как что пишется. Плохо у меня с грамотностью… Помогите уж… — он потеребил листок и ручку и с запинкой добавил:
— Пожалуйста! Василий Сергеевич, сказал, что вы училка русского языка.
Язвительная Нарышкина, завернувшись в штору, как в тогу, окинула визитёра царственным взглядом и изрекла сквозь зубы:
— Любезный, училок здесь нет. Только учительницы… И челюсть…
— Что челюсть? — испугался новый охранник.
— Челюсть подберите, юноша, — снисходительно улыбнулась Ангелина и отвернулась: ей стало неинтересно.
Добросердечная Злата, давясь смехом, гневно зыркнула на суровую Нарышкину и, конечно, помогла. И Семён, как представился парень, удалился, спросив на прощание у Ирины:
— А вы тоже училка?
Ирина подавила смешок и ответила:
— Ага.
— Химии, — сделала страшные глаза Ангелина.
Парень покачал головой:
— Несолидные вы какие-то. Вот у нас в Козине училка идёт, так её за версту видно! Что твой ледокол! И тут — во, и тут — во! — он красноречиво поводил руками у себя перед грудью и сзади пониже спины, потом ткнул жёлтым от никотина указательным пальцем в фигуристую Нарышкину:
— Ну, вот как у неё хотя бы! — и удалился.
Ирина со Златой захохотали и рухнули на парту.
— Слыхала?! В Козине мы бы работать не смогли! Не взяли бы нас, таких несолидных! — стонала Злата.
— Ну, ничего, в Москве пока не выгоняют, может, сгодимся хоть здесь. Зато Нарышкина наша будет котироваться даже в благословенном Козине! М-да-а, — почти рыдала Ирина, — на всякий случай, надо бы начать отъедаться. Предлагаю коллективно набирать вес. Намалюем на кумачовом транспаранте лозунг «К концу учебного года — центнер!» и вперёд!
Ангелина сначала крепилась, но потом тоже засмеялась, всхлипывая и вытирая слёзы. Отсмеявшись, Нарышкина скептически поджала губы и покачала головой:
— Не задержится он у нас. Василий Сергеевич с ним работать не сможет. Он терпеть не может в людях фамильярность и беспардонность. А тут они в полной красе.
— Может, он, я про Семёна, человек хороший?
— Да, скорее всего. Но в школе ему не место. Во всяком случае, в нашей.
— Ладно, давайте злобствовать не будем, поживём — увидим…
Иринин свежеотремонтированный светлый кабинет с огромными окнами, девственно чистой доской и пристроенным таки в безопасное место «под рукой» блестящим ярким огнетушителем вызывал у неё бурю положительных эмоций, и драила она его с любовью и остервенением. Остервенение было связано с неумолимо приближающимся началом учебного года.