— На речку пошли, — велела я.
На речке поели снова, устроив пикник. Купаться ещё холодно, но по мелководью бегать самое то. Никитка смеялся над тем, что я совершенно не умею бросать камешки лягушкой, я делала вид, что обижаюсь. Из мальчика вышел неплохой учитель — скоро мой камешек перестал тонуть моментально, едва коснувшись воды.
Однако моё веселье с каждой минутой убывало — скоро идти сдаваться и эта мысль заставляла меня томиться и поглядывать на часы каждую минуту. У Никиты зазвонил телефон.
— Уже скоро совсем? А Рита тебе не звонила? Нет нет… все хорошо. Хорошо, пап, жду, — потом на меня посмотрел и признался: — Ни разу ещё так папу не боялся.
— Пойдём… сдаваться.
Шли мы медленно, понуро склонив головы, пиная камешки на обочине. Я думала, что Никита, пусть и получит, будет непременно прощен. А меня от тела отлучат, с гарантией, навечно, без всяких последних разов. От этой мысли горчило в горле и шагалось ещё медленнее.
Дошли мы все равно до обидного быстро. Домой заходить не стали, сели рядышком на крылечке. Я даже трусливо подумала, что могу сбежать, мой городской адрес Егор не знает… но продолжала сидеть на месте. Не оставлять же Никиту с этой неадекваткой, она на людей из-за углов прыгает.
Никита чиркал палочкой по плитке дорожной и выглядел весьма печально. Я придвинулась ближе, и чуть приобняла его за плечи. Думала, отодвинется, но он не стал. Так и сидели, ждали.
— Он тебя убивать не станет, — как смогла утешила я. — Он тебя любит.
А меня то не любит. Точно убьёт. Я была так взвинчена, что узнала даже двигатель его машины, глаза зажмурила услышав. Приоткрыла — точно он. Припарковался, из машины выскочил, на меня уставился. Ну все, пришло моё время. Я встала, отряхнула задницу от пыли, подбородок вздернула — умирать, так гордо. Никитка встал тоже, и за руку меня взял.
— Что… Это происходит? — слишком спокойно спросил Егор. — Никита, что за фигня на тебя надета?
— Двадцать лет назад это было очень модно, — обиделась я.
Лучше бы сразу орать начал. Я где-то вычитала, что крик это способ выплеснуть агрессию. Я очень даже не против, чтобы её выплескивали именно так, без рукоприкладства. За спиной распахнулась дверь — нянька выскочила. Стояла наверное, караулила.
— Она! — крикнула она и тыкнула в меня пальцем до наглядности. Палец мне хотелось сломать, но я стерпела. — Она вашего ребёнка похитила!
— Этого? — переспросил Егор и указал на Никитку. Тот смотрел в землю и всем видом демонстрировал смирение.