— Ты иди, — спохватилась подруга. — Сегодня хозяева приедут… оба. Есть шанс, что помирятся. Я могла бы с Тотошкой тогда остаться… но, придётся уйти.
— Почему это?
— Не спрашивай.
И махнула мне на дверь. Я послушно вышла, все же, настроения мне Танька не поднимала, и так, хоть волком вой, ещё она кислая, как недозрелый лимон. Мне кислоты самой хватает. На Танькином, а точнее хозяйском газоне я задержалась минут на десять, выглядывала Егора. Дождалась — приехал. На меня даже не посмотрел, бросил машину у дома, не оглядываясь ушёл в дом.
— Вот, значит, как, — задумчиво пробормотала я. — Не полезу я к тебе в окна. Не дождёшься.
Дома, на спинке дивана висит костюм Никитки. Стиральная машина у меня имелась, правда, страшно глючащая. Времени свободного вагон, на улице дождь накрапывает. Костюм я постирала, погладила, повесила в шкаф. Вот вернётся Никитка из своей ссылки, я ему отдам. И папаша его тут вовсе не причём.
Утро было совсем холодным и промозглым. Пришлось натянуть и джинсы, и свитер, и даже тонкую ветровку. На велосипеде проехать и шанса не было — грязь после ночного дождя. Я вышла из дома, кроссовки немедленно испачкались. У соседского забора стояла почти лысая Глафира, заботливая накрытая попоной от холода. При виде меня она перестала жевать, проводила меня долгим печальным взглядом.
Пожалуй сегодня я впервые пожалела, что работаю на такой идиотской работе — дождь накрапывает, раннее утро, а мне гуляй. Собаки тоже были унылыми и вялыми. К стадиону вела арка из разросшихся деревьев, с которых капало на голову, кроссовки скользили по мокрой траве. Плюс один — так быстро мы ещё никогда не гуляли.
Дома меня ждал тест — снова отрицательный. Посмотрела вторую часть Гарри Поттера. День был дождливо бесконечным. Затеял уборку. Нашла трусы Егора. Хотела выбросить. В итоге постирала, высушила, сложила в шкаф. Затем сложила руки на коленях, не находя больше себе занятий.
Уснула далеко за полночь — все прислушивалась, а вдруг Егор придёт. Не пришёл. Холодные простыни казались отвратительно сырыми, я надела носки и спряталась под два одеяла. Вспомнила, какие у
Егора руки тёплые. Как тепло спать с ним рядышком… уютно. Подспудно я знала, что бы он не говорил, приду — впустит. Бабским нутром чувствовала. Однако не к месту проснувшаяся гордость удерживала меня дома, в холодной одинокой постели. Уснула я далеко за полночь под шум моросящего до жестяной черепице дождя.
Сон мне снился престранный. Словно я сижу в зале суда. Я… за решёткой. Судят меня. На мне форма арестантская, полосатая такая, как в американских мультиках, с номером на нашивке.