— Покушение? — нахмурилась. — Не, не могла она. Не верю. Ей такое не по силам. И вообще, — потерла лицо ладонями, запустила пальцы в волосы и прикрыла глаза. — Я даже представить не могу, кто за этим стоит. И почему Анита так поступила. Домой хочу. Подальше от этой грязи.
На душе стало так гадко. И вновь обидно за себя. Я эту тихоню буквально под свое крыло взяла, с друзьями познакомила, со всей своей душой. А она мне «Дурманом» в спину. За что? Неужели, я настолько плохо в людях разбираюсь, что не смогла разглядеть за этой немного замкнутой, скромной маской нутро с подлостью и завистью? Обидно. Прямо до слез обидно. И снова желание скрыться от всех и не видеть никого. Хоть не вылазь из дома. Постоянно кто-то грохнуть меня пытается. Я так скоро начну собственной тени бояться.
Дома я обнаружила, что рука моя правая в очень плачевном состоянии. Но прежде чем я смогла добраться до ванной, пришлось отбиваться от взволнованной мамы, которой уже кто-то сообщил, что на меня вновь покушались. Мама убивалась и рвала волосы на голове так, словно покушение все же имело успех, а я, целая и невредимая, которая стояла перед родительским взором — мало утешала горюющую разгневанную и переживающую мать. Она обещала «разнести к чертям собачьим эту шарашкину контору», что означало — академию ждут непростые времена, благодаря маме. Говорила, что «собственными голыми руками разорвет зарвавшуюся обезумевшую девчонку на тысячу клочков». И многое другое. Наконец, когда поток угроз иссяк, я была осмотрена, ощупана, мама, нервничая, оббежала всю квартиру на несколько кругов, и я уверена, могла бы установить рекорд скорости по бегу с препятствиями, она остановилась напротив меня, сжала кулаки и абсолютно ровным, неподразумевающим возражений тоном сказала потрясающую вещь:
— Ты не выйдешь из дома, пока не найдутся виновные во всех покушениях или не подтвердится, что это сделала Триш.
— Ну знаешь ли! — задохнулась я от возмущения. — Может, мне тут до собственных похорон сидеть взаперти?
— Если это поможет отсрочить твои похороны, значит, будешь сидеть. Я сказала!
Вот эта фраза последняя, конечно, шикарнейший из аргументов в мамином арсенале. Лучше него было только «потому что». Обычно, применялись они тогда, когда мама объяснять ничего не собиралась или не могла, но и решение свое менять не собиралась ни за что и никогда. Но в этот раз и я сдаваться не собиралась. Знала, если дам слабину, мама в лепешку расшибется, но хрена с два выпустит меня из дома.
— Вообще-то я уже совершеннолетняя, — поджала губы и твердо встретила пронизывающий испепеляющий взгляд мамы. — И могу принимать решения самостоятельно. И если они не противоречат интересам стаи, даже папа не сможет мне помешать. Попробуете, пойду к Духам.