Я не замечаю ничего. Ни того, как меня окликают по имени, ни того, что я уже окоченела от холода, ни своего внешнего вида. Отключаюсь от действительности и выплакиваю свои страхи.
Я попала в ад и не знаю, смогу ли отсюда выбраться…
Каким-то чудом нахожу в себе силы подняться. Ноги тут же начинает покалывать от неудобной позы. Желудок громко оповещает о голоде. Бросаю взгляд на принесенную раннее чашку и едва не морщусь от того, что, видимо, должно служить едой. Только удивляюсь, что тарелка и кружка в одном экземпляре. Это что же…кто-то из нас не должен есть? Или нам полагается делить еду между собой?
Хотя опять же назвать те помои, что нам принесли, едой язык не поворачивается.
Снова подхожу к Ярославу. Его дыхание спокойное и размеренное. Голова откинута назад, на спинку стула. Кажется, он спит. Это немного успокаивает, потому что во сне люди быстрее восстанавливаются
Через какое-то время мне становится сложно контролировать время. В этой затхлой комнатушке не видно солнца и непонятно, что сейчас за стенами камеры. Я вообще боюсь, что за это время успела сойти с ума.
День проходит в неизбывном страхе. Вздрагиваю от каждого шороха, от каждого стона Гаврилова. Такое ощущение, что, кроме избиений и запугиваний, уже ничего не существует. Его тело уже напоминает один сплошной синяк. Я срываю голос от мольбы, чтобы его больше не трогали. Не могу больше смотреть на то, как два мужика избивают его.
Они вдалбливают в Ярослава свои мощные кулаки, орут, требуют от него подписать какие-то бумаги, но я могу только закрывать уши, чтобы не слышать. Я не в состоянии даже контролировать поток слез. Кажется, успеваю выплакать весь свой жизненный запас. Но вот снова приходят мучители, снова начинаются побои и снова из глаз хлещет соленая влага.
Мои просьбы никого не волнуют. Все это время мужчина остается прикованным к стулу и не может пошевелиться. При одном только взгляде на него я каждый раз готова потерять сознание от бессилия. В редкие моменты тишины и покоя пытаюсь ему помочь, насколько это возможно. Только вот два стакана воды в день и грязная тряпка — плохие союзники. Мы даже умудряемся перекидываться ничего не значащими фразами. Ярослав держится, как и положено здоровому сильному мужику, и это подкупает. Он не жалуется, стискивает губы добела, пока я промываю новые раны, лишь изредка матерится.
А тем временем его добивают с особой жестокостью и смакованием. Эти уроды ни на что не реагируют, просто выполняя свою работу. Я все ещё не знаю, зачем меня тут держат и чего хотят.