— К себе домой, мама.
Всю дорогу она намерено меня игнорирует, задаривая своим вниманием внучку. За то время, что мы провели вместе, она трижды назвала Вику сироткой при живых родителях. Когда мама выходит из салона автомобиля, то бросает напоследок слова о том, чтобы я перестала набивать себе цену. Слишком высока может быть расплата за неё.
— Я тоже люблю тебя, мама, — произношу, когда она захлопывает дверцу и направляется к собственному подъезду.
— Куда дальше? — равнодушным тоном спрашивает таксист.
— На Ленинградскую, пожалуйста.
Очутившись в своей квартире, я понимаю, как мне её не хватало всё это время. Она досталась мне в подарок от отца. От моего любимого папы для которого я до конца его дней была самой любимой девочкой. Здесь мне комфортно. В квартире всего две комнаты, но зато полная свобода действий. Простой ремонт без всяких изысков — дизайн я придумала сама. Нанимала рабочих для особо сложных работ, а остальное делала своими же руками — в то время на зарплату хирурга было и впрямь не разогнаться.
Я ставлю автолюльку на диван в гостиной, расстегиваю Вике комбинезон, снимаю шапку. Она заинтересованно осматривает новую обстановку своими крошечными глазками. Такая маленькая, а взгляд смышлёный. И кажется, что дочка чувствует меня лучше всякого взрослого.
Сняв с себя куртку бросаю её на диван. Достаю дочку из люльки для того, чтобы познакомить её с нашим новым домом. Викуля сладкая — пахнет молочком и ванилью. Тянет к моему лицу свои крошечные пальчики и касается моей щеки. Волна умиления накатывает на меня мгновенно — я не сдерживаюсь и крепче прижимаю её к себе.
— Надеюсь, ты когда-нибудь меня поймешь, малыш, — шепчу, едва сдерживая слёзы. — Поймешь и не осудишь.
* * *
— Представляешь, Евтушенко всё же попросили уйти, — сообщает Марина, когда я прихожу на работу после короткого отдыха.
— Что он ещё натворил? — спрашиваю, заранее зная ответ.
— В очередной раз напился в своё дежурство, пришлось срочно вызывать Абрамову, — вздыхает медсестра. — Но ты же знаешь Людмилу Ивановну — ей палец в рот не клади, она была в ярости и тут же накапала главврачу.
— И что дальше? — снимаю с себя пальто, подхожу к зеркалу.
Сегодня утром едва собрала себя воедино. Всему виной бессонница, которая с момента разрыва с Романом меня одолела. Уснуть удалось только в четыре утра, а в шесть уже пришлось подняться на работу. Критично смотрю на себя в зеркало и тянусь рукой к сумочке. Достаю оттуда пудру, чтобы хоть как-нибудь замаскировать темные круги под глазами.
— Главврач заставил Евтушенко написать заявление по собственному желанию. Терпение у него было на пределе — столько-то лет держать на работе алкоголика.