— Я сочувствую.
— Борис Романович, конечно, обнадеживает, но мне лично сказал, что нужно быть готовым ко всему. Милане он такое в глаза не может сказать.
— Почему? Для нее потом это все узнать будет равнозначно катастрофе.
— Ну как дядя может сказать своей племяннице, что ее ребенок может умереть, едва только появится на свет? — хмыкает, а у меня сердце кровью обливается от его циничной усмешки. Дима не понимает. Он даже не представляет, что будет с его женой, если случится самое ужасное: ребенок умрет. Не он же носит под сердцем крошку; не он не спит ночами, когда малыш растягивает бока, давит на все органы, заставляет задыхаться; не он переживает, когда делают очередное узи и с трепетом ждешь слов «все хорошо».
— Я считаю вы неправильно с ней поступаете. Вы ее просто убьете потом. Я искренне вам сочувствую. Прости, Дим, но мне пора домой. Мои будут за меня волноваться, — теперь он меня не задерживает. Одеваюсь и выхожу из кафе, хватая ртом воздух. Иду вперед, перед глазами все размыто от слез. Нахожу где-то поблизости скамейку, присаживаюсь.
Слезы — это обычное мое состояние. Сейчас я плачу от мысли, что все проблемы вокруг меня создал Дима. Даже с ребенком проблемы из-за него. Слава Богу, я ему не призналась в том, что его сын живой, толкается во мне, тревожит по ночам, радует по утрам. Я приму его любым, потому что это мой ребенок, выстраданный, выплаканный, вымоленный. И такого бездушного отца он точно не заслуживает, а в сердце Никиты обязательно найдется местечко для меня и моей крохи.
Никита
Домой тянет невероятно сильно. Точнее меня тянет туда, где сейчас находится моя семья. Я минуты отсчитывал, досадливо их торопил до посадки на самолет, до взлета, в полете. Сейчас желтое такси несет меня по утренней Москве домой. Сначала хочу заехать в нашу квартиру, привести себя в порядок и только потом уже бежать к матери, чтобы наконец-то обнять свою Анютку, стиснуть в объятиях сына и поцеловать мать. Я жутко соскучился.
Три недели тянулись невероятно долго. Впервые командировка выдалась для меня тяжелой в моральном плане. Все чаще ловил себя на мысли, что пора закругляться с романтикой походов и осесть в городе, в кабинете. Скучно, но тогда я не буду так часто и надолго оставлять свою семью. Об этом подумаю позже, сейчас все равно отпуск, ожидание рождение ребенка и суета в этом новом этапе жизни.
Очень важное решение принял за это время: ребенок, каким бы он не родился, останется в нашей семье. Я не очень понимаю тех мужчин, которые при трудностях сбегают, сверкая пятками. Как можно оставить своего ребенка и свою женщину наедине с трудностями, когда им так нужна поддержка? Единственное, что иногда скрябает изнутри: не очухается ли папаша. Не придет ли он однажды к нам домой… Не представляю, хватит ли мне выдержки отпустить Аню с малышом к этому придурку. Она ведь может повестись на его речи по поводу своих отцовских чувств. Слишком доверчива, слишком ранима. Ее хочется защищать, оберегать и укрывать от проблем.