— Встретимся, не буду же матери из-за него отказывать.
— А если они помирятся и будут вместе жить, примешь?
— Если мать будет счастлива с ним, то приму, если будет нервы трепать, отправлю туда, откуда приехал.
— Мой папа, когда был здоровым, всегда держал домашних в ежовых рукавицах. Его слова было решающим, — нервно закусываю губу, Никита не отрывается от своего телефона.
— Как он?
— Мама говорит, что нормально. Много денег уходит на лекарства, продукты. Он стал капризным, как ребенок. Это понятное дело, всю жизнь вел активный образ, а тут прикован кровати. Маме тяжело, как морально, так и финансово. Она ведь не работает.
— А на что она живет?
— Папина пенсия, наверное, что-то еще от соцзащиты. Но это мало, раньше я помогала. Присылала деньги, оплачивала коммуналку… — рука на моем плече напрягается, Никита откладывает в сторону телефон.
— Это ты сейчас намекаешь мне, чтобы я взял еще твоих родителей на обеспечение? — меня задевает его «еще». Может я цепляюсь, но тон, каким он это спрашивает, звучит грубовато. Приподнимаюсь, заглядываю ему в глаза.
— Нет, не намекаю, просто делюсь своими переживаниями.
— Ань, я не финансовый магнат, чтобы всех содержать.
— Да, но это тебе не мешает платить алименты Марине, когда Паша живет с тобой. И да, я в курсе, что ты не известил органы опеки о том, что Марина не в состоянии воспитывать самостоятельно ребенка по состоянию здоровья. Если я имею очень доброе сердце, то ты имеешь щедрую душу, — искала свой паспорт, нашла папку с документами, откуда и узнала, что Марину не ограничили в родительских правах. Более того, ничего не поменялось: ежемесячно на ее счет перечислялись деньги, правда, сумма стала меньше, но все же.
Никита раздражен, не спускает с меня тяжелого взгляда. Я понимаю, что где-то перегибаю палку с этой Мариной, но кислота ревности разъедает изнутри, и хочется, чтобы бывшая исчезла с горизонта. Желательно навсегда.
— Я тебя понял. Хорошо, скидывай мне платежки своих родителей. Сколько ты посылала ей в месяц?
— По поводу Марины ты мне ничего не скажешь? — отстраняюсь. Никита отводит глаза в сторону, молчит. — То есть это нормально, что ты делаешь? Еще скажи, что тебе ее безумно жалко, что она бедная и несчастная, — обида, смешанная с ревностью, рвется наружу.
— У Марины сложный период. Да, мне ее жалко, — наверное, все же мне стоит как-то смириться, что Марина будет всегда между нами. Но нет желания такое положение вещей принимать. Более того, я злюсь, что у Никиты даже жалость к ней, мне кажется, она и этим чувством в полной мере воспользуется.