— Я уточняла кое-что. Без тебя было легче задавать каверзные вопросы, — объяснила Арсению.
— Понял. Пойдёшь на УЗИ или нужно время?
— Зачем?
— С мыслями собраться, — улыбнулся Арсений.
— Я в порядке…
В кабинете УЗИ Арсений остался сидеть за ширмой. Я разделась и легла на кушетку. Смотря на экран, слушала специалиста, проводящего свои замеры.
Сердце сжалось от неверия. Вот эта тёмная фасолина на экране и есть мой ребёнок? Такой крошечный!
Мне захотелось бы увидеть выражение лица Арсения в этот момент. Понять, что он чувствует. Так же растерян и ошеломлён, как я, или испытывает другие эмоции?
— Сейчас вы услышите, как бьётся сердечко вашего малыша.
Звук был частым-частым и громким, усиленным динамиком специальной аппаратуры. Сердечко крошечного человечка трепыхалось. Стук отдавался эхом в ушах. Я ничего не слышала, кроме него.
Тук-тук-тук-тук…
Где-то во мне. Часть меня.
— Можете сесть.
Я села и оделась. Провела по щеке, стирая слезинку.
Эмоций было много. Я потерялась в них, как в бушующем море. Сидела на кушетке, полностью одетая, и не могла пошевелиться.
— Можно? — голос Арсения.
— Да, конечно. Ваша супруга уже одета. Результаты исследования мы направили врачу, который наблюдает беременность Алёны.
По плечам скользнули горячие ладони Арсения. Сухие, обжигающие даже через ткань тонкой блузки.
— Пойдём, — ласково подтолкнул в спину. — Всё же хорошо?
— Да, хорошо, — стряхнула оцепенение, заставляя себя передвигать ноги.
Я мало что видела перед собой.
Чёрно-белая кафельная плитка на полу напоминала шахматное поле.
Турнир, в котором я совсем недавно получила шах и мат. Проиграла своему нежеланию вынашивать этого ребёнка.
Тук-тук-тук…
Так просто. Так сложно. Так трогает за душу, что хочется плакать.
Я плачу. Тихо-тихо. Перед глазами всё расплывалось.
Арсений чертыхнулся, утянул меня в какой-то боковой коридор. Обнял за плечи и впечатал в грудную клетку. Не позволил отстраниться. Мне и не хотелось.
— Всё хорошо, Алён. Не плачь. Ну же…
У Арсения голос странно ломкий. Или мне просто так казалось, пока я глухо рыдала в его белоснежную рубашку, пачкая потёкшей тушью.
Крепко цеплялась за него пальцами. Не обнимала, просто держалась, как утопающий за спасательный круг.
Арсений обнимал крепко, за двоих.
Успокаивал. Говорил несусветную и невозможно нежную чепуху. Таких нелепостей в жизни не бывает, а он говорил и говорил, не замолкая.
Я успокоилась спустя несколько минут. Мне стало неловко за непроизвольный всплеск эмоций.
Арсений ловко расстегнул сумочку и протёр влажными салфетками моё лицо.
— Я испортила твою рубашку. Извини…