Увидев такое скопление народа под дверью, парень растерялся. Но Олег ловко вставил ногу в щель, чтобы немец не успел закрыться, и быстро заговорил по-немецки. Я знала только английский, и то на уровне «London is the capital of Great Britain». Но что-то мне подсказывало, что Олег говорил чисто и без акцента. По крайней мере, выглядел он уверено, а немец слушал и с каждым словом менялся в лице все сильнее. Когда Корчагин закончил свою речь, плечи парня с сережкой поникли, он растерянно выдохнул и распахнул дверь, пропуская нас в номер.
Глава 15
Настя сидела на кровати. Одетая, слава Богу! А вот сладковатый запах свободы усилился, едва мы вошли, и тоненькая бумажная трубочка в ее руках красноречиво ответила об источнике аромата. Увидев нас, беглянка хихикнула. Раз, другой. А потом и вовсе разразилась хохотом.
— Твою ма-а-ать… — смачно протянул Паша.
Подошел к сестре, взял ее за подбородок, заглянул в глаза. И снова выругался.
— В таком виде ее нельзя вести к родителям! — добавил он и с отчаянием на лице посмотрел на Олега.
Ждать помощи мы теперь могли только от него. А он продолжал отчитывать бедолагу-немца, вероятно, живописал несовершеннолетие Насти, угрожал полицией и едва ли не Гаагским трибуналом. Немец трясся, как осиновый листик, что-то невразумительно блеял. И даже если бы он говорил по-русски, мы бы все равно не поняли, о чем. Потом принялся умолять Олега, а мы с Пашей взяли Настю под руки и потащили из номера.
— У вас ничего не было? — на всякий случай, уточнила я шепотом.
— Он такой милаха, правда? — мурлыкающим голоском спросила она и снова засмеялась. — У него на футболке нарисована лошадь. Нет, ну ты представляешь? Лошадь — на футболке! Она еще делает вот так, — она показала зубы, попыталась игогокнуть, но зашлась диким хохотом.
— Мы ее потеряли, — обреченно помотал головой Паша. — И как долго это выветривается?
— Вам виднее, золотая молодежь, — прокряхтела я от тяжести: Настя передумала самостоятельно передвигать ноги и теперь повисла тряпичной куклой на наших шеях, не переставая содрогаться от хохота.
— Да какая мы золотая молодежь? — Паша перехватил сестру поудобнее, чтобы основная тяжесть досталась ему. — Отец все запрещает. В Москве мы сидим дома безвылазно. Ни клубов, ничего. Учеба-дом-репетиторы. Меня еще хочет взять на стажировку. Никакой личной жизни! Неудивительно, что она дорвалась при первой возможности! Да тихо ты! — последняя реплика была обращена уже к Насте, ее громогласное ржание, причем в прямом смысле этого слова, могло привлечь слишком много внимания.