– А песню ты сам сложил, которую на рынке пел?
– Я там много чего пел. Какую именно?
– Ну эту… про химер, которые на башне.
– А… Эту – нет.
– А про змею?
– И про змею – не я, – погрустнел тот.
– А ты-то что сочиняешь?
– Да я, вообще-то, песни не люблю. Только обрабатываю те, что услышал. А вообще я пьесы сочинять мечтаю. Сонеты… Это стихи такие, – пояснил он, видя недоумение своего собеседника. – Про любовь.
– А, – кивнул Телли. – Понятно. Похабные стишки.
– Ничего тебе не понятно! – рассердился тот, топорща свои узкие, подбритые по местной моде усики. – Это высокий штиль! Это настоящее искусство. Вот, послушай!
Вилли огляделся и, увидев у стены полуразломанную бочку, проворно на неё вскарабкался, отбросил за спину край плаща и, воздев руку к небесам, завыл дурным голосом:
Косматый Пирр, тот, чьё оружье чёрно,
Как мысль его, и ночи той подобно,
Когда в зловещем он лежал коне, –
Свой мрачный облик ныне изукрасил
Ещё страшней финифтью, ныне он –
Сплошная червлень; весь расцвечен кровью
Мужей и жён, сынов и дочерей,
Запёкшейся от раскалённых улиц,
Что льют…
– Хватит, хватит! – закричал Телли, с испугом замечая, что редкие прохожие уже косятся на поэта и замедляют шаг. – Слазь оттуда, люди ж смотрят!
– Я так и знал, что ты не поймёшь, – с горечью сказал тот. С бочки, однако, он слезать не спешил. – А люди… Что мне люди! Черни не дано понять искусство высшее такое! Им подавай чего-нибудь другое…
Не договорив, он потянул из-за спины свою лютню, которую, после того, как Олле чуть её не разбил, решил пока повсюду носить с собой. Народ помаленьку начал собирался возле бочки.
– Почтеннейшая публика! – провозгласил Вильям. – Послушайте балладу о приключеньях доблестного рыцаря сэра Джона де Борна, который был весёлый малый, но большой любитель выпить и подраться, не говоря уже о прочем, ездил в Палестину и вернулся невредимый…
– Хорош трепаться! – донеслось из толпы. – Музыку давай!
Вилли ударил по струнам:
Сэр Джон де Борн был рыцарь славный,
И в доблести немногим равный.
Он резво лез в любой скандал,
Как всякий честный феодал.
Притом, он обожал скандалы,
Как все честные феодалы.
И при дворе он был в чести
И даже не урод почти.
Владел он замком величавым,
Овеянным столетней славой,
А та, что рухнула, стена,
Была не очень и нужна.
Соседних рыцарей встречая
И аккуратно побеждая,
Он шлем подолгу не снимал –
Под ним он синяки скрывал.
Вокруг красотки увивались
И на турнирах умилялись,
Как он, не покладая рук,
Рубил в капусту всех вокруг!
Однажды он и сам влюбился
И в гости к даме заявился,
И сдерживая страсти пыл,
В себя немало пива влил.