Теперь мы поменялись ролями — одеревенела я, а меня бесцеремонно целовали. Но я была категорически против.
Попыталась отпрянуть, оттолкнуть, и почувствовала как его пальцы идут с нажимом сзади по моей шее, поддев границу парика уходят под тонкий капрон сетки и зарываются в волосы. Поняла, что сейчас будет за мгновение до того, как произошел рывок стиснутых пальцами волос у корней, заставляющий разомкнуть зубы, чтобы его язык дразняще коснулся моего, делая поцелуй глубоким, набрасывающим горячую свинцовую сеть на разум, разорвавшийся от привкуса скотча, тени горечи кофейных зерен и никотина на его губах. Новая попытка протеста, новый рывок у корней и поцелуй еще глубже, смазывающий жаром и нажимом болезненность пальцев в волосах, переходящий в ватное покалывание в венах. Язык с нажимом по языку и ощущение уже пламени. Струящегося под кожу, стремительно в кровь, порождая в ней то самое, что было в кратком укусе. Почти одновременном. Его дразнящим. Моем протестующим, но он успел отстраниться до того, как я сжала зубы сильнее. И все внутри порвано от ощущения, когда он сразу же коснулся языком моей нижней губы, склоняя ее к своим зубам. Вроде и потеря интеграции с реальностью, но не потеря разума окончательно, подалась вперед, собираясь ухватить за губу, сжать ее, разрезать до крови зубами. Дыхание смешалось, обжигающее, в миллиметре расстояния друг от друга и его пальцы с моей шеи, по спине быстро и с нажимом до поясницы, чтобы рывком дернуть меня на себя. К себе. Движение собственническое. Вбирающее. Вплотную. Полностью. Так же как и губы. И вот тут потеря. Утрата контроля. Раскол. И беспомощность, потому что впервые нет плана действий, все стерто, перемешано в таком ядреном коктейле эмоций, что не зацепится ни за одну мысль.
Дрожь по телу, слабеющему и бесполезному. Бессмысленному. Поняла, что обмякла, а он отстранился. Придвинулся к уху и едва-едва слышно произнес:
— Несмотря на интересные обстоятельства, я не обижу, даю слово. — Очень просто и серьезно, стирая большим пальцем непонятно откуда взявшуюся дорожку слез с щеки. Размазывая грим, чувствуя это, но не глядя на это. И еще тише добавил, — дяденька закоренелый пацифист.
Какой нахуй пацифист?! У вас тут людей заказными инфарктами убивают, а вы там сидите шутками-прибаутками это обсуждаете! Не так ведут себя пацифисты! — взрыв в голове, снова попытка оттолкнуть и снова губы в губы.
От страха того, как стремительно съехала крыша, прикусила-таки. Отшатнулся, задержав дыхание, но ничего не изменилось — так же держал. Не усилил нажим, не ослабил. Так же.