Он сильнее сжал сосок между пальцев. По коже пошли мурашки. Нельзя испытывать отвращение! Скоро всё закончится, главное, что дальше он не пойдет! Скоро подойдёт к концу реприза и я отправлюсь обратно в барак…
— Если бы за тебя была назначена сумма меньше, я бы оставил Канарейку себе, и прямо сейчас взял бы на этом фортепиано! Но, упустить такой куш…
Вывожу последние ноты.
— Спасибо за песню. Завтра важный день, иди отдыхай.
Хозяин поднял спущенное платье, застегнул молнию, будто и не было ничего. Вдохнул напоследок запах моих волос, и вышел… А я обняла себя, пытаясь остановить дрожь, опустила голову, осмотрела тело, и не сдержала одинокую слезу… Быстро смахнула её, часто заморгала, чтобы осушить выступившую влагу. Интересно, изменится ли завтра моя жизнь?
— Одиннадцатая, ты не спишь?
Подруга повернулась ко мне, часто моргая уставшими веками. Ещё бы, в этом месте сон ценится не меньше еды! И мне неудобно тревожить девушку, изнеможенную тяжёлой работой. Но, сейчас, я чувствую необходимость с кем-то поделиться.
— Теперь не сплю. Ну что там, как прошло?
— Как всегда…
— Сочувствую, но, Канарейка, завтра для тебя всё может измениться! Такой шанс выпадает далеко не каждой!
Под наш размеренный шепот заскрипела ещё одна кровать.
— Что, любимица хозяина снова плачется?
— Умолкни, Седьмая! Не твоего ума дело! — яростно прошипела подруга местной задире.
— Не моё и не твоё! Тошно смотреть на ваши сестринские беседы! Дура ты, Одиннадцатая! Вот ты сейчас ей сочувствуешь? Серьёзно? А лучше о себе подумай! Её завтра в "Реверанс" повезут, перед элитой выступать, а ты, со своей неприглядной внешностью и бездарностью так и останешься здесь гнить! Пока не поведут усыплять. Тогда-то вспомнит тебя твоя впечатлительная Канарейка?
— Да как ты можешь такое говорить? — с искренним недоумением переспросила я, всматриваясь в побледневшее лицо подруги.
— Могу, выскочка голосистая! — в глазах этой девушки всегда полыхала ярость, стоило ей лишь столкнуться со мной взглядом. Зависть или банальная неприязнь- не знаю. Но мне почему-то всегда казалось, что у сестёр по несчастью не должно быть вражды между собой. Потому обычно старалась наладить отношения с язвительной Седьмой. Но, безрезультатно…
— Эй, Одиннадцатая, не слушай её! Тебя обязательно купит хороший человек!
— Купит, сейчас же, здесь только тех покупают, кто рожей вышел и фигурой! Дурнушки вроде нас не нужны даже в борделях!
От части, Седьмая была права. Подруга была красавицей в моих глазах, потому как я знаю её доброе сердце и искренность, сокрытую в открытой улыбке. Но, объективно… Короткие черные безжизненные волосы, бледная полупрозрачная кожа, синяки под большими зелёными глазами, истощенная худощавая фигура. Если ничего не сделать — ей и правда останется пол года жизни! Она, видимо, и сама это понимала. Так как выражение на её лице приобрело отчётливые оттенки печали.