- Поняла, - выдохнула я, отведя взгляд в сторону. Глаза как-то сами собой нашли окно квартиры Аморского. Там горел свет и на фоне тюли проглядывалось два силуэта. Кому они принадлежали было не ясно, но я отчего-то сразу подумала, что это Рома и Арина, длинноногая неприятная мне девчонка, любуются ночным небом и что-то обсуждают.
- Да ни черта ты не поняла, - устало отозвалась моя провожатая. – Иди, давай. И не смей больше прогуливать без уважительной причины. Я не хочу уходить следом за тобой из-за того, что не сдержусь и снова все выскажу нашему начальству.
Мы обе рассмеялись, представив себе подобное. Затем нам все же пришлось распрощаться, потому как меня находящуюся в позднее время не дома, заметил возвратившийся с работы папа. Прежде чем выместить свое плохое расположение духа на мне, он мило улыбнулся Эмме, которую любил возможно даже больше, чем меня, и сказал, что она как никогда раньше прекрасно выглядит сегодня. На том мой день и окончился. На игривых комплиментах, направленных не в мой адрес, и на смешанных чувствах, оставшихся после разговора с давней знакомой и лицезрением в окне Аморского второй фигуры, очень не похожей на мужскую.
Рома, и вправду находящийся в это время возле окна, машину из которой вышла Нелли, не заметил, а потому продолжил говорить с женщиной, которая любила поздними вечерами наблюдать за обстановкой на улице и считать появившиеся из-за густых туч звезды. Ею была не черноволосая Арина и не какая-то иная, случайно залетевшая на огонек, девушка. Это была его мать. Единственная женщина, которая когда-либо раньше слышала от него слова любви. И парень действительно очень любил ее. Рома не был маменькиным сынком, и никто никогда даже не думал считать его таковым. Он вполне справлялся со всем и без ее участия. Но, несмотря на это, мнение матери всегда имело для него самый значительный вес.
- Мне не нравится, как ты выглядишь, сынок. Снова питаешься одним печеньем? В детстве ты был готов душу продать за него, - мать Аморского, которую звали Евгенией Викторовной, тепло улыбнулась, так что вокруг ее глаз собрались глубокие лучики-морщинки. Но они никак не портили ее облик. Даже наоборот придавали ей какой-то особенной статности. Такой, какая бывает только у женщин за сорок.
- Я и сейчас бы мог, - рассмеялся парень, вспоминая то, как в детстве налетал на пакеты, принесенные мамой из магазина, в поисках любимого лакомства. – Но ты же знаешь, что если есть что-то слишком часто, это начинает надоедать. А я лишать себя любимого десерта не намерен.