Прошёл месяц. Опухоль на ноге спала, синюшность исчезла и кожа приобрела розовый цвет. Шаманка вынесла свой вердикт — кости не раздроблены и девушка не будет хромать. Эта радостная весть кочевала из дома в дом, приводя жителей Белого Когтя в благостное настроение.
Прошёл ещё месяц. Молодость брала своё и изувеченное тело потихоньку, но уверенно выздоравливало. Вскоре, всей своей молодой грудью, она сделала глубокий, свободный вздох без боли. Нога заживала. След от капкана не исчез, но он не кровоточил и рана уверенно затягивалась. Многочисленные царапины и ссадины исчезли. Только шрам на лице всё болел и не хотел зарубцовываться… Слезился и тёк глаз.
Девушка теперь интересовалась жизнью в доме, внимательно следила за своей спасительницей одним здоровым глазом, но молчала.
Однажды, когда старая Вейда, делая очередную перевязку на лице девушки, уже заканчивала наматывать свежую чистую ленту ткани, девушка попыталась что-то произнести…
— Милая! Ты что-то сказала? Или уши старой Вейды ослышались?
Девушка молчала. Прошло ещё пару минут. Вейда, не дождавшись ответа, продолжила дальнейший осмотр раны на ноге, как вдруг услышала тихий шипящий голос девушки вновь. Вскоре она могла разобрать отдельные скрипучие звуки, а потом…
— Спа…и…бо. Я — Ай. рис…
— Вот и старая Вейда дождалась радости! Ох, девонька! Твой сиплый голосок, звучит для старой Вейды, как горный ручеёк по весне! — и она искренне улыбнулась.
Девушка проследила за реакцией старой женщины, и вновь сделала попытку поговорить, но связки её горла не хотели слушаться и издавали только часть слов… Понять Вейде её было трудно, но она вслушивалась в эти тихие звуки, ловя их, как западный ветер.
— Не мо…гу. Бо… ит… — и девушка показала на своё горло.
— Рано тебе ещё… Потерпи. Язык-то не сломан и то хорошо! Вот окрепнешь, тогда и поговорим.
С этого дня Вейду было не узнать! В глазах её плескалась волной радость. Она её теперь и не скрывала от людей, не прятала за напускной суровостью, будто оттаяв для всех. Люди с удивлением замечали перемены в старой шаманке и были этому только рады. Ближе она им стала, дороже, своя! Вместе они переживали за чужачку, у которой теперь появилось имя- Айрис.