Народ гулял! Айрис осмотрелась. Все разбрелись и занимались разными вещами в своё удовольствие. Кто-то преподносил своей девушке стоя на одном колене огненный цветок. Кто-то уплетал пирожные неизвестно откуда взявшиеся. Кто-то тихо бренчал на музыкальном струнном инструменте, привалившись к дереву. Кто-то самозабвенно целовался на траве. Айрис стало грустно. После пережитого стресса надвигался эмоциональный откат. Она подошла к парню, забрала инструмент и попробовав натяжение струн заиграла, а потом и запела. Слова давно забытой песни всплывали из омута её памяти, и голос лился грустно, омывая все уголки её души. Эхо подхватило эту песню, и понесла к небесам. Ветер усилил звуки грустной музыки, добавил при этом шелест листвы, травы, лёгкое журчанье ручейка, колыхание ветвей. Что-то случилось… Сама магия пролилась из груди этой девушки и сделала этот вечер волшебным. С уходящим красным диском за горизонт всё погружалось в тёплые и ароматные сумерки. А тишину разрывали слова песни…
— Где же ты блуждаешь, мой огнегривый Бог?
Слышишь ли — я пою…песню семи ветрам
Где тебе нынче дом? Песням каких дорог,
Отдал ты жизнь свою
— Где тебе нынче храм?
Нам ли не по плечу…ярким огнём гореть?
Слышишь…? Я тебе пою…
Хочешь, я прилечу милый мой на заре…
Белой голубкой… белой голубкой
Верно судила мать — «Не миновать беды! Не миновать разлук!
Больно же он спесив! Больно уж ты горда!
Меч рукоять сжимать до онеменья рук…
Вечный его мотив — вечная вам беда!»
Нам ли не по плечу, полным огнём гореть?…
Слышишь ли? Я тебе пою…
Хочешь, я прилечу. милый мой, на заре…
Белой голубкой. белой голубкой…
Где же блуждаешь ты, мой огнегривый зверь
Где тебе нынче храм — степь ли дорог иль лес?
Мне без тебя — пустырь! Выгорел гнев, поверь!
Спит моя гордость там, где ты оставил спесь…
Ну, нам ли не по плечу… ровным огнём гореть…?
Слышишь? Я тебе пою!..
Хочешь я прилечу, милый мой, на заре…
Белой голубкой…Белой голубкой
[1]Медленно вступала в свои права госпожа ночь. С последним утихающим аккордом, собравшийся народ вокруг Айрис пришёл в некоторое движение. Все ещё молчали, будто боясь отпустить то прекрасное, что распустилось цветком, где то глубоко внутри их. Нарушил молчание молодой человек, объявивший о продолжении маленького праздника в честь сирры Айрис, и призвал поднять всем глаза к небесам. Раздался гул и потемневшее небо окрасилось россыпью ярких огней. И вновь раздался гул, и в небо вновь устремились брызги фейерверка, распадаясь и расцветая разными цветами. Собравшиеся друзья Айрис смотрели счастливыми глазами взрослых людей на продолжающееся яркое чудо этого удивительного вечера. Айрис было грустно. Она понимала — этого больше не будет… Завтра всё изменится в её жизни.