— Чем же ты лучше меня, если готова вот так походя расстрелять живого человека? — поинтересовался он.
Инга шумно выдохнула. Смысл слов доходил с трудом. Только сейчас к ней в полной мере пришло понимание того, что она готова была натворить, и это оглушало. Инга никогда раньше не подозревала, что в ней живёт нечто настолько тёмное, разрушительное. Да, она желала мести и не скрывала этого от себя, но она хотела, чтобы всё было справедливо. По закону!
— Что ж, может теперь, когда мы выяснили, что разница между нами не столь уж и велика, мы наконец сможем перейти к конструктивному общению, Инга?
Она вздрогнула от звука собственного имени. Ветров едва ли не в первый раз обратился к ней так, а не безликим «девочка». Словно её неудавшийся выстрел связал их, словно действительно сделал её такой же, как враг.
Инга вдруг поняла, что для него произошедшее было всего лишь экспериментом, жестокой игрой. За последние минуты её мир в очередной раз перевернулся. Она почувствовала себя убийцей, а на самом деле Ветров даже не собирался предоставлять ей подобную возможность.
— Он не был заряжен? — вслух проговорила она, желая убедиться в родившейся догадке.
Ветров пожал плечами.
— Разумеется. Я не сторонник бессмысленного риска. Хотя, признаться, такого от тебя не ожидал. Маленькая убийца.
— Он был не заряжен, — потерянно повторила Инга. — Вы развлекались…
— Не находишь, что мои развлечения безобиднее твоих желаний?
В её лице что-то дрогнуло. Феликсу показалось, что она всё-таки не выдержит, закатит истерику или просто расплачется. Однако Зеленцова после минутного замешательства только выше вздёрнула подбородок.
— Вы не находите, что мои желания честнее ваших развлечений?
Она была из тех, кто до последнего не показывает слабости. Такие перед лицом жизненных катастроф только выше вскидывают голову, до конца цепляясь за свою гордость… А потом умирают лет в сорок от инсульта или сердечного приступа. Если, конечно, до этого не успевают вляпаться в другие несовместимые с жизнью неприятности.
Ветров понял это как-то резко, и сразу же осознал, что в своей жизни уже знал такую женщину. Она была единственной, к кому он относился не только с нежностью, но и с уважением. На последнее не могла рассчитывать даже его мать — добрая, но слишком тихая и безликая женщина, которая принесла себя в жертву семье и считала это достоинством.
Та была другой. Яркой, безудержной, до безрассудного гордой. Она не терпела никакого давления, и при любой попытке на неё повлиять превращалась в непробиваемую стену. Её решимость иногда обескураживала даже его самого.