Она сглотнула. Почему-то язык не поворачивался ответить, подтвердить, что всё действительно обстоит так, как он, видимо, не может поверить.
Видно, Ветров заметил её замешательство, потому что снова начал говорить:
— Ты обвиняешь меня во всём, что в твоей жизни пошло не так. Думаешь, если бы не деньги, если бы Арсений и дальше оставался жалким замом по культуре, который болтается в райисполкоме за гроши, то вы жили бы лучше. Дружнее! Он больше ценил бы мать, она была бы вынуждена тоже работать и не спилась окончательно… Но, Инга, деньги не портят людей — это миф! На самом деле они просто открывают истинное лицо человека! Твой батюшка никогда не любил ни жену, ни тебя… Ты думаешь, что ненавидишь меня за то, что я якобы убил твоего папашу? Нет, Инга! Ты бесишься, потому что знаешь, что уже никогда не сможешь закрыть гештальт! Именно к этому ты шла всю свою маленькую жизнь, ведь так? Хотела заставить родных тебя полюбить и наконец стать свободной! Но это невыполнимо, Инга. Ты думаешь, что ещё немного, ещё чуть-чуть достижений, и отец гордился бы тобой. И наконец бы понял, что ты замечательная, ничем не хуже самого лучшего мальчишки! Но, девочка моя, любовь не рождается вот так. Он, конечно, мог бы гордиться, но не как человеком, а как удачным проектом. Ты ведь достаточно умная, чтобы чувствовать разницу, верно? И после его смерти для тебя на самом деле ничего не изменилось. Ты вполне можешь продолжать сражаться уже с его тенью, спорить и снова раз за разом терпеть поражение. Любить и ненавидеть. Так ведь было в жизни? И в глубине души ты знаешь, что перемены невозможны! У тебя никогда не было шансов!
— Зачем вы всё это говорите? — глухо выговорила Инга.
Обрушившиеся на неё сведения о скрытой жизни отца были невыносимы, и Ветров продолжал добивать, бросая ей в лицо всё то, чему она не могла возразить, но о чём предпочла бы никогда не думать. Он оказался прав, слова могут быть карой куда более тяжёлой, чем прямое насилие.
— Твой отец ограбил меня, чтобы одарить свою любовницу, — подытожил Ветров, не услышав от неё возражений. — И не остановился на этом, начал вредить! Ты знаешь, что такое диверсия, Инга? Твой папаша принёс мне немало потерь… Как думаешь, сам так захотел или заметал следы воровства?
— Вы из-за этого решили его убить? — глухо проговорила, в глубине души понимая, что сейчас ответ уже вовсе не важен, но всё же пытаясь сохранить в жизни что-то привычное, незыблемое.
— Девочка, можешь быть уверена, что я хотел бы видеть твоего папашу живым и говорливым ничуть не меньше, чем ты. Я пока не знаю, к сожалению, кто помог ему сбежать в иной мир, но меня этот уход нисколько не радует. Мне нужна информация, Инга, а её от покойников не получают. Его убил тот же, кто убедил работать против меня, и мы как раз подходим к следующему вопросу — чем всё это грозит маленькой проныре Инге?