Из подвала, зевая, выбирается Арсен. Он выглядит помятым и взлохмаченным.
— Опять ты здесь… — недовольно бормочет он, увидев Америго. — Тебе что, жить негде? Ошиваешься тут, как у себя дома.
— Завтра улетаю в Барселону, так что не скоро увидимся. А может быть, вообще никогда, — говорит тот.
— Это как-то связно с отравлением глав кланов? — спрашиваю я, опуская крышку ноутбука.
— Да. Их время подходит к концу, и мы хотим выдвинуть требование. Пересмотр прав отверженных в обмен на лекарство, — говорит Америго. Улавливаю в его тоне скрытое недовольство то ли собой, то ли ситуацией.
— Идиотский план, — вырывается у меня. — Даже не хочется верить, что подобный бред мог родиться в твоей голове. Это же заведомый провал!
Америго садится, нервно потирая щеки руками. Арсен с усмешкой смотрит на него.
— Простите, что вмешиваюсь, господин, — входя в гостиную, говорит Дэшэн. В одной руке у него крышка от кастрюли, в другой полотенце. Лоб повязан черной лентой. Он смотрит на моего брата и в его взгляде столько отеческой заботы, что я несколько завидую. — Я вам очень сочувствую, но хочу попросить вас остановить все это, пока не стало слишком поздно и неотвратимо. Главы кланов не примут ваших условий, они выберут смерть. Дело в том, что я консультирую врачей, которые ими занимаются, и знаю, о чем говорю. И для вас все закончится очень плохо. Отверженных просто уничтожат. Всех без разбора. У вас добрые цели, но ужасные методы. Отступитесь, пока не поздно.
— Согласен с ним, — кивая в сторону Дэшэна, говорю я. — Ты хочешь доказать, что отверженные — такие же члены общества и у них есть права. Но сам же позиционируешь их как варваров, от которых нельзя ждать ничего хорошего, кроме террора.
При упоминании о варварах Америго меняется лице. Запоздало понимаю, что наступил на его больную мозоль, сравнив его с теми, кто убил его семью.
— Прости, — на всякий случай говорю я.
— Ты назвал вещи своими именами, чего уж там, — потирая переносицу, ворчит Америго. — Но что делать если нас не слышат по-хорошему? Думаешь, я не пытался? Но для высшей элиты отверженные — это отбросы, у которых нет ничего, кроме прошлого. Даже если кто-то оступился, это не значит, что его вина должна быть бессрочной. Почему у тюремного заключения есть срок, а в нашем случае — нет?
— Ну, может, потому, что преступники пугают добропорядочных граждан? — с насмешкой говорит Арсен. — И от вас попросту боятся заразиться, как от чумных?
— Ты теперь по умолчанию один из нас, — тут же ставит его на место Америго. — Как ощущения, племянник?