— Привет, — поздоровалась я. — Что, повзрослела уже?
— Нет, и, похоже, уже не успею.
Она тоже вздохнула, отвела взгляд куда-то в сторону. Дождь все не унимался, шлепал по лужам, забрасывал редкие капли в наше ненадёжное укрытие. Я пошевелила пальцами в мокрых кроссовках.
— А чего пришла?
— Попрощаться.
— Уезжаешь снова?
— Нет.
Она спустилась по ступеням в дождь. Во мне злость заиграла — я знала свою сестру, как облупленную.
— Стой, — сказала я ей в спину. Она остановилась. — Если ты думаешь, что я сейчас начну умолять, упрашивать тебя, что с тобой в очередной раз случилось, всполошусь из-за твоих туманных прощаний — ты ошибаешься. Я люблю тебя, Дунь, очень люблю. Но я не могу нянчиться с тобой всю жизнь. Да и тебе уже не пятнадцать. Натворила чего — говори сразу, без уловок и попыток себя обелить.
Дуня обернулась. Дождь лупил прямо по её лицу, но она даже не морщилась, словно так и нужно.
— Деньги я должна. Большие. Дали три дня. Сказали, что на четвёртый начнут ломать пальцы, — она вытянула свою ладонь с растопыренными пальцами, возможно, размышляя, какой из них сломают первым.
— Сколько?
— Брала пятьсот. Теперь уже миллион.
Я чуть не задохнулась. От злости.
— Дуня, — я старалась быть спокойной. — Сейчас не девяностые, банки так не работают.
— Если бы я брала деньги в банке….
Я подтащила коляску с Сонькой к дверям, вытащила из сумки ключи, отперла, открыла. Задержалась в дверях на мгновение. Сестра все так и стояла под дождём.
— Ещё одну квартиру я из-за тебя продавать не буду, Дунь. Удачи.
Мысли о сестре меня не покидали. Я старалась быть рациональной — никто не будет убивать должника. Иначе кто деньги вернет? Попугают и все. Но страх не проходил. Я привыкла быть матерью для непутевой Дуньки. А детей, как и родителей, не выбирают. К ночи у меня явственно кружилась голова. Я поняла, что скоро просто простужусь. Или уже. Достала градусник — так и есть, тридцать семь и три. К утру поднялась ещё на градус.
— Только, блядь, этого не хватало, — пробормотала я, сцеживая молоко.
У меня был небольшой запас молока в морозилке, надеюсь, его хватит, пока я выздоровею. Иначе придётся подкармливать смесью, а я этого очень не хотела. Проблемы навалились так плотно, что я буквально чувствовала их вес на своих плечах. И не сбросить — тащить и тащить. Всю жизнь. Телефон зазвонил, словно напоминая мне об этом. Я понадеялась, что это Гришка — сапоги с курткой мне бы не помешали. Но номер был не знакомым.
— Да, — осторожно сказала я.
— Полушкина Лидия Николаевна?
— Да, — снова согласилась я.
— Полушкина Евдокия Николаевна приходится вам сестрой?