Первый раз услышав этот крик боли, мы подумали, что Тамерлан Давыдович жалуется нам на газы, но потом военрук сказал, что мы трупы, потому что мы надышались газов, которые применил не он, а противник из НАТО. По этой команде надо было быстро надеть противогаз. И сохранять спокойствие.
Никогда прежде и никогда после не видел я ничего подобного, и даст бог, не скоро увижу. Котельцовая стена повела себя, как горячее шампанское. Пудовые камни брызнули во все стороны, и стена от удара ебической силы одним направленным пучком улетела во двор слепой бабушки и адским котельцовым дождем опала на головы домашней птицы. Над бабушкиным двором взметнулось облако белых перьев, и в следующую секунду двор взорвался криком боли. Кричали все, кто выжил – таких было немного, но все старались.
Мама ответила коротко:
Когда она открыла его, в ящике оказался совсем маленький и совсем уже ржавый ключик. Я засмеялся, сам не знаю, почему я не сдержался и засмеялся, что, конечно, не соответствовало торжественной минуте. Мне казалось, что происходит какое-то волшебство, но что волшебство как бы не совсем исправно, и мы можем изрядно заколдоваться, а назад не расколдоваться.
- Какая, на хрен, заря эпохи, сынок? – отвечала мама.
- Дорогой мой мальчик. Вот и пришел этот день.
Мы – дети, взрослые и пожарные - бросились смотреть, что там, кто умер, кто жив. Это всегда интересно.
Тамерлану Давыдовичу нравилось несколько сочетаний, и «обезображенные трупы» было из них самым обычным в его речи. Также, в зависимости от того, о каком способе гибели во время третьей мировой он нам рассказывал, выпрыгивали из его мозга такие существа, как обгоревшие трупы, обледеневшие трупы, облученные трупы, и, наконец, такая страшная форма жизни, точнее, смерти, как: безответственные трупы.
- Согласен, - признал я. – Я тоже засиживаться не собираюсь. Я поэт. Поэту старость не к лицу. Но, мама! Ты просто не понимаешь Стасика. Он не такой, как ты думаешь. Да, у него есть странности. У всех поэтов они есть.
Зяма при этом не присутствовала, потому что она попросила меня перевезти ее с ребенком в последний момент, когда все будет готово. Конечно, было неловко вскрывать тюки без Зямы. С другой стороны, Стасик сказал, что это необходимо, потому что вдруг в них – запасы пищи. В этом случае Стасик был готов временно взять тюки с пищей к себе домой. Стасик гарантировал их сохранность. Я не очень верил в их сохранность, но, в конце концов, Стасик не мог быстро съесть два таких тюка пищи – съесть их за раз не могла бы даже белая акула.