Мог бы сказать, как презирает этот «вечный» стерилизованный мир и как поэтому радостно быть отверженным, как ему нравятся роман «Посторонний» и фильм «Чужой», как привязчива смерть и как он сильно нуждается в ней и пьянеет от ее близости.
Мог бы сказать, как ему непонятна жизнь ради благополучия и успеха, как им самим чаще всего двигало отчаяние, часто злоба, иногда любовь и никогда — стремление к успеху.
Мог бы порассуждать о том, были ли Цезарь, Пушкин, Наполеон, Гоголь «успешными» людьми. Вписываются ли Мартовские Иды, Черная речка, Святая Елена и второй том «Мертвых душ» в success story? Почему так завораживают и вызывают желание подражать рухнувшие судьбы? Чемпион теряет пояс, потрясенный неожиданным оверхендом. С короля слетает сбитая мечом корона и повисает на кусте боярышника. Бог, не находя никого сильнее себя, никого, способного его сокрушить, сам восходит на Голгофу и приносит себя в жертву самому себе.
Мог бы сказать, как любит Россию, до слез, до крови, до жара в голове, как знает, что физически не перенесет, если, не дай бог, вольно или невольно и хотя бы в самой малой доле станет причиной поражения или бесчестья родной империи.
Много чего мог бы сказать Фреза добровольцам, много о чем порассуждать, но не стал. Понимал: не нужно, большинство новобранцев ребята конкретные, к рассуждениям не склонные, люди окраин и обочин, многословию и красноречию не доверяющие. Поэтому, начитав, как всегда, полтора листа мотивирующих штампов и вдохновляющих банальностей, командарм покинул студию и вышел во двор, где по его приказу из тонких свежих досок сколотили легкую беседку, в которой оборудовали для него летний кабинет для работы на свежем воздухе на время, благостное время, пока цветет акация.
Бывавший в Донбассе в мае знает, что Донбасс — это на самом деле не черный уголь шахт, и не черная порода терриконов, и не черный дым флагманов черной металлургии, а белая-белая цветущая акация. Куда ни посмотришь, куда ни поедешь — километры и километры, акация и акация, цветет и цветет.
Тот год выдался особенно майским, уже пятый май в году наступил — были свои преимущества в календарном беспорядке, — и опять заклубились вдоль всех дорог и улиц белые облака цветов, и негрустно завздыхали люди, и пчелы залетали, удивленно собирая внезапный урожай меда, легкого, теплого, цвета майского света, каким бывает только мед из акации.
Минуса выкупили и теперь несли в свежем гробу через город по прямой и с виду бесконечной улице, обе стороны которой были обсажены одними акациями, за миллиардами цветов не было видно ни магазинов, ни балконов, ни окон, ни антенн, ни машин, ни вывесок и реклам, как будто все происходило не в городе еще, а уже в раю.