— Госпожа Тамариса оставила здесь свою вещь и послала меня забрать её, — произнесла темноволосая илиарка, одетая, как и сама глава Конгрегации, в просторную закрытую паллу бежевых тонов.
Без хватки Твердолика Церковь станет непредсказуема.
Дометриан опустил взор к своим сандалиям и выпрямился, перестав давить костяшками кулаков на поверхность стола.
— Прощу прощения.
— Я согласен с этим выбором, — произнёс вдруг Милян. — Витольд достоин места регента.
Вдруг царю на глаза попались два маленьких бриллианта, серёжки, которые забыла Тамариса. Он очнулся от раздумий, взял их в ладонь и пошевелил ею, любуясь сверканием драгоценности.
— Нет. По крайней мере, не сейчас. Я дал слово, что оставлю её в покое.
— Княжества слабы и беззащитны. Сейчас самое время напасть.
«Не ровен час он выкинет что-нибудь в своём духе», — подумала Злата, отказавшись встать и сделать реверанс, как подобало всякой женщине в присутствии церковного служителя. И дело было не в отсутствии веры, а в презрении, которое она испытывала к человеку, носившему имя Лек Август.
— Он стар, даже для эльфа. Если его путь будет в скором времени завершён, престол займёт кто-то из его сыновей.
В голубизну неба уже проскальзывали лиловые отблески приближавшегося вечера, расширяясь и размываясь, словно водные краски на холсте живописца. С улиц Сфенетры доносились отзвуки суетливого шума — громкие разговоры и крики, ржание лошадей, перемежающееся с бурным пением флейт и кифар на главной площади. Едва жара спала, горожане высыпали из своих тесных домов наружу, намереваясь освежиться нежным фруктовым вином и потрогать новые товары на рынке. Поговаривали, что с шахт Лазуритового гнева прибыла большая партия украшений с драгоценными камнями.
— А как ты думаешь?
Увидев напряженную и застывшую, будто камень, спину, магичка поняла, что беседа закончена и покинула кабинет. Фанет проводил её взглядом до двери, затем хотел было отправиться вслед за ней, но царь остановил его.
Злата промолчала, выслушав реплики боярина. Имя Кувраты, фигурировавшее во всём этом и без того мутном деле, не давало ей покоя. Он мог быть причастен к убийству, используя и Архипа, и Есению, одиночество одной и любвеобильность и амбиции другого, чтобы потом, подставив их, выйти сухим из воды. Только вот для чего? Какой резон ему убивать Твердолика в разгар кризиса в княжествах и во времена шаткого перемирия с Китривирией? Княжеская казна, за которую он ответственен, от этого не пополнится, соответственно и брать оттуда себе в карман как прежде Куврата уже не сможет. Так зачем это всё?