Мы смотрели друг на друга мгновение, не больше. Хотя показалось, что снова прошел перед моим сознанием от начала до конца тот поздний вечер, когда я вместе с тётой Тамарой и Гертрудой пыталась сбежать из города…
– Папа где-то воюет. Ничего не слышал о нем… с тех пор, как расстались в начале восемнадцатого… Мама осталась в нашем городе. Я не видел ее уже несколько месяцев. И тоже ничего о ней не знаю… А ты, замуж не вышла? – вдруг спросил он.
– Это было не специально, – тихо, но твёрдо произнесла она. – И мы очень волнуемся за Сашеньку. Уже дважды с ней случался обморок.
– Я сделаю всё, что в моих силах. Но это случится не завтра, Саша. Ты должна это понимать.
– Я слушаю, – строго повторила тетя.
Только я закрыла за собой входную дверь, сразу же кто-то меня окликнул. Обернулась. На противоположной стороне улицы стоял военный в обветшалом, грязном мундире, со щетиной на лице, впалыми щеками, темными кругами под глазами, с потрескавшимися губами. Я не узнала его, и растерянно наблюдала, как он устремился ко мне через дорогу.
– Саша, ты не нарочно упала?
Не получилось. И мы застыли на несколько секунд в поцелуе…
Тетя и Гертруда не ответили, но я видела, что и им не по себе от того варианта развертывания событий, который вполне мог произойти.
Я вспомнила Алексея. Грустной песней вздохнуло моё многострадальное сердце. Вздохнуло и замолчало. Я даже испугалась. Как же так? Почему нет того, прежнего желания, увидеть его? С такой жизнью, какая сейчас, даже любовь притупляется. Но ведь так быть не должно! Любовь – это вечное. Иначе всё теряет смысл. Нет, нет, я люблю его. Я по-прежнему люблю Алексея.
Заглядывая парню через плечо, добавил:
Матвей неожиданно расчувствовался: порывисто обхватил меня своими сильными ручищами и прижал к своей груди.
– Ты опять упала в обморок. Что ты такое увидела?
– Я тебе покажу «права». Что б больше я тебя тут не видел!
– Тетя, я хочу пить, – попросила я, почувствовав, что в горле сухо, как во время знойного дня.
«Не много желающих», – подумала я с горькой усмешкой.
– И я лучша дома посижу. Живее буду, – себе или мне сообщил Прокофий и заковылял в сапогах с привязанными ко дну подошвами к двери гимназии.
Гертруда почти силой усадила меня в кресло, заботливо укрыла пледом, приговаривая:
– Саша, что с тобой?
– Это она из-за своих родителей и брата. Скучает сильно.
Через пять минут мы уже шагали к тетиному дому. Матвей думал о своем, хмурился, молчал, на меня не смотрел.
Я так напряглась внутренне, пытаясь доказать себя то, что должно было быть очевидным, – даже из глаз брызнули слёзы.