Пока планы на будущее оставались туманными, я отдыхала. Каждый день ходила к морю, чаще всего с нашим Ветерком – неизвестной породы псом, грозным с чужими, но безмерно ласковым с нами. Мой брат Никитка, который был младше меня на пять лет, тоже никогда не отказывался прогуляться. Но иногда у него появлялись свои мальчишечьи дела. В таком случае, мы бродили с Ветерком по берегу вдвоем. Собака была хорошим слушателем, и я разговаривала с ней, как с человеком, делясь своими девичьими мыслями.
Лето было жарким, солнечным. Только мы вступали на песчаный берег, я тут же разувалась и, весело размахивая босоножками, с наслаждением зарывала ступни в прогретый солнцем песок. Со мной всегда была книга. Усевшись на затененный кустарниками пятачок, покрытый травой, я то рассеянно читала, то наблюдала за Ветерком, носившимся беспрерывно по пляжу, то смотрела вокруг и наслаждалась шумом волн, криками чаек, еще какими-то звуками и видами, о которых сейчас вспоминаю как о чем-то далеком, безмерно счастливом, но ставшим прошлым.
9
Да, то прекрасное время моей наивной юности было подпорчено одним событием – войной. Разговоры о ней не умолкали где бы ты не был. Шла ли я на литературные встречи или сидела за вечерним чаем с семьей и с нашими гостями, беседы о военных событиях вытесняли все другие диалоги.
Мой отец был убежден, что война не должна стать затяжной. Одним из его аргументов выдвигался факт, что Николай Второй и Вильгельм Второй все-таки были двоюродными братьями. Как можно воевать родственникам? Нет, такое – невозможно. Так рассуждал он.
Время шло. Разговоры продолжались. А война, которая не могла быть затяжной, все не прекращалась.
К тому же, она постепенно меняла нашу жизнь. И мою – тоже. Никуда меня родители не захотели отпускать. Ни в Москву, ни в Петроград, ни даже к тете.
Папа стал ощущать влияние войны и в банке, где он работал. Я слышала, как он возмущался той политике, которую вел Государственный банк Российской Империи.
– Ты представляешь, Леночка, – говорил отец маме, – они повышают налоги, хотя народ уже итак истощен этой войной. Куда смотрит царь? В стране – бардак. В Петрограде – бесконечные выступления рабочих. Вся интеллигенция смакует тему предстоящей революции. Но, по моему мнению, это лихо лучше бы спало. Проснется – поймут, что ничего путного из этого не выйдет, да поздно будет.
– Андрей, но ведь царь сейчас больше думает о войне. Заниматься другими делами ему просто некогда.
– У него есть море помощников, – отвечал отец. И продолжал: – А что делается с ценами? Лучшие клиенты забирают деньги из нашего банка, некоторые меняют их на золото или драгоценные камни. Рублю перестали верить!