– Что такое «Нил»? – спросил Матвей.
…Мы зашли в фойе. Я не была здесь уже целую вечность и поразилась тому, как сильно всё изменилось. Теперь приют напоминал большой муравейник. Люди сновали туда-сюда. Женщины развешивали белье прямо в коридоре. Дети разных возрастов бегали друг за дружкой, натыкаясь на взрослых и получая затрещины. Только на дверях остались старые таблички с названиями кабинетов: «Французский класс», «Класс истории» – напоминание о другом времени, когда это здание называлось гимназией.
– Мне кажется, он – неплохой! По крайней мере, не слишком наглый и агрессивный.
Да, я так думала, пока кое-что не случилось…
Матвей ушел.
– Забудь Алексея! У него своя жизнь. Видишь, он даже не помнит тебя!
И начала урок. Видела, что смотрят на меня недоверчиво. Но слушают.
– Прости. Я не мог придумать ничего другого. Я написал, что они были расстреляны белогвардейцами, как сочувствующие красным… Ты подумаешь… о моем… предложении? – снова напомнил он.
Мама сказала:
А ведь ужасно, если задуматься! Я не знаю фамилии человека, которого люблю!
– Хорошо. А потом, Саша, вы почитаете им газету. Я принесу… Ну, вот, видите, не так все и сложно. А вы боялись…
А третий был одет в кожаную куртку. Он выглядел совсем молодым, чуть больше двадцати, но, стараясь казаться старше своих лет, все время хмурился так, что брови на переносице почти сходились вместе. Как оказалось позднее, именно он был главным в этой группе.
Однажды тётя вернулась с рынка с мешком, внутри которого лежали потрепанные заношенные пальто и грубой вязки шапки, старые юбки и блузки неопределенного то ли серого, то ли коричневого цвета – сильно застиранные, а в некоторых местах заштопанные.
Тетя лишилась всех денег, которые у нее были в банке. Потом в ее дом стали подселять чужих людей. Чудесные комнаты разбивались на клетушки, их отгораживали друг от друга тонкими фанерными стенами.
…И вот мы уже в гимназии, в его комнате. Матвей усаживает меня на кровать, убегает… Вскоре появляется со стаканом в руках. Пытается разжать мои кулаки, чтобы дать мне выпить воды. Ему это не удается. Тогда он подносит стакан к моему рту и старается напоить меня. Опять безрезультатно. Последнее, что он делает: плещет воду мне в лицо. Я замираю, испуганно смотрю на него, ничего не понимаю. Почему он обливает меня водой? Но это помогает – я начинаю что-то соображать.
Больше не нашлась, что сказать: стояла и моргала.
– Мы организовываем вечерние занятия для взрослых. Вы и ваша племянница будут учить рабочих и солдат грамоте.
По-прежнему, он встречал и провожал меня вечерами, хотя дни стали заметно длиннее, ведь приближалась весна.