Она тихо и горько рассмеялась, а затем продолжила жевать мясо.
Уннар-заш, откашлявшись, начал рассказ о великой империи Зу-Ханн.
Воистину, необъятна Зу-Ханн, как и равнина, принявшая первые племена степных людей. Далеко на юге, в тридцати днях пути, империя постепенно вливается в раскаленную пустыню, которую никому и никогда не было под силу пересечь, а чуь восточнее — в великую и безбрежную воду. На севере, еще в ста днях пути отсюда, вырастают из земли каменные клыки. Вырастают — и упираются в небеса, неприступные и непроходимые. Далеко к восходу — тоже горный хребет, заселенный распроклятыми и низкими шелтерами, позором, который непонятно как носит земля. А вот ежели взглянуть на запад, то южнее начинается стена Гиблых Радуг, которая отгородила в незапамятные времена тайные земли. Севернее начинается лес, черный и страшный, прибежище визаров… Непонятных, невероятно могущественных, и оттого непобедимых.
Ан-далемм хмыкнула, тем самым прервав неспешное повествование Уннар-заша.
— Что тебе, женщина? — он нахмурился, ибо не привык к подобному.
— Мы сейчас на юго-западе? — уточнила она.
— Не совсем. Мы в десяти днях пути от земель визаров.
— Значит, кроме вас здесь еще живут эти… визары, и… кто еще?
— Шелтеры, — Уннар-заш презрительно сплюнул, — презренные черви, живущие в норах. Трусы, у которых не хватает духу выйти и дать бой на равнине. Они нападают исподтишка, по ночам… Грабят и убивают стариков и женщин.
— А визары?
— Они повелевают духами леса. И никто никогда не видел их вблизи.
Ан-далемм с сомнением покачала головой.
— Откуда тогда вы знаете, что они повелевают духами леса? Кто-то наверняка видел их.
— Да, кто-то и когда-то, — Уннар-заш неожиданно для себя перешел на шепот, — они могут вырвать с корнем дерево. Сотворить ледяную стену. Или огненную. А лиц у них нет, вместо головы — первозданная тьма.
— Любопытно, — промурлыкала женщина, и Уннар-заш понял, что визары не произвели на нее должного впечатления.
— Ты так говоришь, потому что никогда их не встречала.
— А ты? — она упрямо тряхнула головой, — думается мне, большая часть ужасных слухов — выдумки.
Задела за живое. Да кто она, чтобы судить о знаниях человека степи? Всего лишь женщина, попавшая в степь из-за Гиблых радуг. Если бы не разведчики Уннар-заша, уже бы померла… И кости гиены обглодали. Или норник нашел…
Он замер, почувствовав на щеке нежные пальчики.
— Ну, ну, не сердись, — промурлыкала Ан-далемм, поворачивая к себе его лицо, — я вовсе не хотела тебя обидеть. Ты дитя степи, и не обязан быть кем-то еще.
От ощущения ее рук на коже все стянулось в болезненный узел под ребрами. Глаза Ан-далемм казались двумя провалами в бездну, в то время как ее руки… Начали уверенное путешествие вниз — по шее, в ворот туники. Уннар-заш нашел в себе силы отшатнуться и, с трудом переведя дыхание, рыкнул: