– Да какой это кот? Вы о чём? Жертва синтезатора… Это такой принтер трёхмерный. Трудно работать, трудно держать на контроле безответственных сотрудников с деформированным понимаем сущности эксперимента… Тоска! Впасть бы в анабиоз и улететь на какую-нибудь центавру…
Здоровенная бобина, даже с плёнкой, была аккуратно заправлена. И пыли не было. Чёрт побери, но не может же всё это быть плодом воображения, галлюцинации? Очень хочется верить, что не лежу я где-то в госпитале, накачанный транквилизаторами… Но и реальностью это не может быть: пыль где? И нельзя задать даже шёпотом далеко не риторический вопрос: и когда же всего это кончится? Ибо понимаешь, что в лучшем случае – нескоро.
– А ваши эксперименты тучевые – это игривый шлепок по заду или игра случая?
И поток, который ты при всей его тяжести всё же воспринимаешь и пытаешься рассматривать как спасительную альтернативу охватившему тебя уже который день смятению, обрывается.
Рой не слышал шорох шагов. Кто-то трясёт его за плечо. Он оборачивается. Перед ним Игорь, улыбается натянуто и говорит:
Без нервов, без нервов… Рой изобразил из себя само спокойствие, хотя походило оно больше на холодную злость.
Рой посмотрел в непознаваемые, включающие всё оттенки чувств глаза и понял: на него смотрит бездонность. И вот тот, который шёл впереди, заговорил, вернее, Рой услышал его голос – губы на лице не шевелились. «Вот ты и пришёл!» Прозвучало громко и торжественно-снисходительно. «Вот ты и пришёл!» – прозвучало ещё раз. Но снисхождение уже перешло в сожаление. «Не надо стоять – иди!»
«Это – чудо? Чудо – это когда жрать нечего, а мыслей – хоть за границу отправляй. Как вы живёте? Надо непременно ввести чрезвычайное положение и обнажить войска. Пришельцы, двойники, помилованные… А вы всё про баб. Ты посмотри на него, Иннокентий Лазаревич, он же не видит опасности. Он даже не знает, что такое коллапс. Как можно? Заберите у него документы. Это же бомба, это Клондайк, это рулетка намагниченная. На прошлом совещании я пытался… Оппонент обозвал меня сморчком и, обошедшись посредством нецензурного оборота, довёл моё самолюбие до нулевой отметки. Только тогда я ощутил момент истины и понял: да этот представитель крупного бизнеса – просто свинья с сотовым телефоном. А этот типичный представитель – как их там? – гомо сапиенс… И почему сапиенс, я не понимаю! Он же, он же…»
Роя закрыл глаза, с силой сжал веки. Открыл. Напротив сидел доктор Самоа в своём предыдущем обличье, но уже не в шортах, а в нелепом не по фигуре спортивном костюме. На нём портупея, на портупее пухлая кобура, из неё торчал кожаный шнур от пистолета.