Родные по крови (любительская редактура) (Лебедева) - страница 118

— Всё нормально. Забудем об этом.

— Я люблю загорать.

И снова этот взгляд. Такой же какой был у папы несколько минут назад, только ненависти нет.

— Хорошо, я больше не буду в это вмешиваться. Только папа, я хочу встретиться с Артуром, ты ведь можешь это устроить.

Он вновь перевёл взгляд на мой живот.

— Увидела? Теперь выметайся! Давай вали отсюда!

— Куда мы кстати едем?

— Да, папа, я с ней встретилась. Нет не переживай, я сказала только то о чём ты меня просил. Знаешь, а мы с ней и вправду похожи, я думаю, она это тоже заметила….Так долго меня разглядывала, мне даже не по себе стало. Нет пап, я не проболталась. Да, держалась уверенно, всё говорила так, как мы с тобой репетировали. Да, бумаги отдала. Ну, вроде бы заинтересовалась…Пап, а может ну этот маскарад? Не лучше будет рассказать всю правду, ведь рано или поздно она всё равно узнает? Но…хорошо, я тебя поняла. Да, я ничего не скажу. Нет, с её родителями я не встречалась….А зачем тебе это? Решил вспомнить старую любовь? Я не издеваюсь, но и ты, пожалуйста, не забывай, что женат. Кстати Анна знает, об этой внезапно появившейся дочери, ты ведь обещал ей сказать? Ладно….хорошо пап, только не злись. Тебе вообще вредно нервничать, забыл? Да…обещаю, всё будет хорошо. Я тебя тоже люблю папочка. Пока. Буду держать тебя на связи.

Я подходила второй, вслед за папой. Меня крепко удерживал за плечи Артур (понятия не имею как его отцу, удалось вытащить его из СИЗО, пускай даже всего на один день), и, наверное, если бы не он, я бы потеряла сознание. Слишком много чувств обострённых до предела. В тот день я так и не смогла по-человечески попрощаться. Я только поцеловала холодную щёку и дрожащими губами шепнула «люблю», а дальше, видимо почувствовав, что я начинаю терять равновесие, Артур отвёл меня от гроба. Я не плакала. Точнее по моим щекам текли слёзы, но в душе была полная пустота. В отличие от того дня, когда я узнала о смерти, на похоронах я понимала абсолютно всё. Я понимала, что происходит, я тонула в этих чёрных цветах, доносящихся отовсюду рыданиях, но боли не было. Она пришла потом. Когда я осталась совершенно одна. В своей комнате. В своей постели. Когда увидела на полке с книгами фотографию пятнадцатилетней давности — на ней была изображена первоклашка в красивом платье, с пышными белыми бантами, на руках у молодой улыбающийся женщины. Я загрызла подушку, уперлась ногами в стену, задушила вырвавшиеся наружу рыдания, когда увидела на своём столе шарик со снежным городом — в шесть лет я со слезами на глазах выпросила его у мамы. И всё же боль была неполной, не убийственной. И это вовсе не потому что я не чувствовала потери близкого человека. Чувствовала, ещё как чувствовала. Но в какой-то момент, наверное, когда мы были на похоронах, Артуру удалось выдрать часть страданий из моего сердца. Он словно впитал их в себя. Отобрал у меня половину боли, не дал мне в полной мере ощутить всю полноту горя. А его слова, которые он тихо шепнул мне, когда его отец, повёз его обратно…всё дальше и дальше от меня, я, наверное, запомнила на всю жизнь.