Мы тратим какое-то время на то, чтобы выбрать из походной смеси дражешки М&М, потом играем пару конов, чтобы вспомнить, как это делается. Я постоянно путаю флеш-стрит с фул-хаусом, что же касается Леннона, то он и вовсе позабыл половину правил. Мы, вероятно, и дальше играем неправильно, но это совершенно неважно – нас слишком уж разбирает смех.
Я чувствую себя естественно и хорошо. На душе легко.
Мы играем до тех пор, пока снаружи не всходит Луна, а на небе не высыпают звезды. Костер почти погас. Я даже забываю про укус змеи, вскрикиваю, когда Леннон случайно задевает мою лодыжку и потом долго извиняется. После чего спрашивает, как моя крапивница, и гладит мне ногу. За ужином я приняла несильный антигистаминный препарат, поэтому на данный момент она донимает меня не слишком. Впрочем, меня попросту может отвлекать от мыслей его теплая рука, которой он гладит мою обнаженную кожу. От этого я явно опять забываю об укусе змеи. По правде говоря, забываю вообще обо всем, в том числе и какие у меня на руках карты. В итоге все дражешки М&М достаются ему.
Хотя ногу он мне больше не гладит, я по-прежнему счастлива. Улыбаюсь про себя, собираю карты и аккуратно складываю их в колоду:
– Ты же знаешь, так нечестно.
Я же отвлеклась.
– Очень даже честно, – отвечает он, тщательно собирает дражешки и кладет их обратно в медвежий сейф. – Завтра будешь лопать свою скучную смесь из орехов и сухофруктов и думать: «Я, наверно, сошла с ума, когда делала все эти ставки. А как хотелось бы сейчас съесть чего-нибудь шоколадненького». А я буду хохотать, как повелитель ада.
С этими словами он изображает своим глубоким голосом искомый смех.
– Ладно, ладно, – говорю я, толкая его плечом, – твой отец будет гордиться, что ты соответствуешь в покере заложенному в тебе потенциалу. Когда в следующий раз с ним увидишься, скажешь, что тебе наконец удалось выиграть.
Леннон шмыгает и трет нос, трепеща своими темными ресницами. А когда я пододвигаю ему колоду, не отрывает от нее взгляда:
– Ну да, только это будет непросто.
– Почему это?
Он поднимает голову и смотрит мне в глаза:
– Потому что его больше нет.
18
Я застываю как вкопанная:
– Что ты такое говоришь?
– Отец умер.
– Когда?
– Минувшей осенью.
Не может быть! Прошлой осенью?
– Но… – Я даже не могу ничего толком сказать. – Что это значит? От чего?
– Он покончил с собой.
Без всяких предупреждений из моих глаз ручьем льются слезы.
– Нет. Это невозможно.
Леннон засовывает колоду в картонную коробку:
– Однажды он уже пробовал, но у него ничего не получилось. Подружка нашла его и отвезла в больницу вовремя для того, чтобы ему промыли желудок. Потом он сказал, что просто переборщил с обезболивающими, но она ему не поверила. И оказалась права. Потому что через пару дней он повторил попытку. На этот раз успешно.