Теперь, когда все вернулись из своих однодневных походов и готовят ужин, в лагере и правда бурлит жизнь. Мне непривычно находиться в окружении такого количества людей. С тех пор как нас бросила Рейган и у меня съехала крыша оттого, что мы с Ленноном остались одни, будто прошла целая вечность. Я наблюдаю за окрестной бурной деятельностью, думая о том, откуда все эти люди и почему они разбили здесь свой лагерь. Они явно отличаются от гостей гламурной турбазы. Не знаю, хорошо это или плохо, но как уж есть. По крайней мере, мне не надо сгорать от напряжения, размышляя о том, какой вилкой пользоваться за ужином из четырех блюд. Кроме того, здесь все, похоже, пребывают в приподнятом настроении. И хотя после звонка маме меня до сих пор не отпускает легкая тревога, думаю, что я в этом плане тоже не исключение.
Несколько минут я, опустив голову, расчесываю у огня свесившиеся вниз волосы и вдруг слышу тихий присвист.
Резко дергаю головой и вижу длинные ноги Леннона, шагающие в мою сторону.
– Ну ты даешь. Посмотри, как твое белье, этот запретный плод, плещется на ветру. Вот это круто. От его вида я просто тащусь, как настоящий француз, хотя, если честно, думал, что оно у тебя будет в клеточку.
– О господи, – говорю я, слегка пиная его ногой, – а ну не смотри, извращенец.
Он вешает рядом с моим свое собственное белье, набрасывает на плечи полотенце, его мокрые, черные волосы самым восхитительным образом торчат в разные стороны.
– Хорошо, не буду, но тогда и ты не смотри.
– А на что там смотреть? На черные семейные трусы? Так я их уже видела прошлой ночью, когда ты перебрался ко мне в палатку.
– Э-э-э… правильно. А потом я в этом наряде весь день стоял у тебя перед глазами?
– Прошу тебя, прекрати.
– Хватит болтать, а то… – Он смеется, а когда я опять пытаюсь его пнуть, уворачивается.
Я чувствую запах крема для бритья и вижу, что Леннон избавился от щетины.
– Ну хорошо, хорошо. Старайся держать себя в руках, и я тоже не буду давать себе волю. Нам предстоит решить проблемы поважнее, мой желудок, например, готов сожрать самого себя. Как насчет того, чтобы заняться макаронами с сыром, а?
Пока он возится с посудой, я оглядываю другие палатки, наблюдая за тем, как вокруг них шастают туда-сюда взрослые и дети. В одном месте даже сгрудилась группка подростков, один из которых достает из чехла акустическую гитару. Леннон говорит, что доморощенный гитарист есть в каждом лагере. Это, можно сказать, императив.
Пока на костре греется вода для ужина, Леннон осматривает следы змеиных зубов на моей ноге и накладывает на подживающую рану новую повязку, заявляя, что место укуса выглядит «намного лучше». После чего мы готовим и поглощаем далекие от сказочных макароны, в которых кроме приторного сырного соуса также присутствует сушеная говядина, поэтому мы на пару разыгрываем комедийный номер, страстно называя их жаренными на гриле гамбургерами, запах которых доносится от соседней палатки. Когда ужин наполовину съеден, сумерки сгущаются до такой степени, что Леннону приходится зажечь наши маленькие туристические светильники. Чтобы лучше видеть мое нижнее белье, шутит он, и я запускаю в него своей вилкой-ложкой. Он напускает на себя оскорбленный вид, и в этот момент подростки у своей палатки принимаются во главе с гитаристом распевать сообща какой-то гимн. Громко.