Она чертовски нервная, и мне интересно, в чем ее проблема.
Может, она взволнована.
Или, может быть, она на наркотиках.
Я наклоняюсь ближе, чтобы получше рассмотреть ее зрачки, проверить, расширены ли они, и уловить запах; она пахнет девственницей, и, как мне кажется, детской присыпкой, если бы я знал, как, черт возьми, она пахнет.
Наклоняюсь еще ближе.
— Ты должна сказать этим гребаным наставникам, чтобы они приходили на свою работу.
Если у человека и есть возможность придать себе неистовый розовый оттенок от пальцев ног до корней светлых волос, то этой девушке это удалось. Ее руки взлетают к лицу, ладони прижимаются к щекам.
Она делает глубокий вдох, хватает девочку за руку.
— Я-я передам сообщение, — пауза, — нам пора идти.
— Да, тебе лучше уйти, потому что ты стоишь у меня на пути. — Я толкаю свою тележку, чтобы они двигались, и я мог обойти их. Прежде чем повернуть в следующий проход, я тычу в их сторону пальцем. — Кстати, дерьмовая няня, этот ребенок не должен быть на людях, он должен быть в постели.
После полудня я бросаю пакеты с продуктами на кухонный стол, бесцеремонно выгружаю их содержимое и выбрасываю коричневые бумажные пакеты. Я переставляю содержимое нескольких шкафов, чтобы освободить место для нового дерьма, и открываю бутылку воды, обдумывая ужин.
Постная куриная грудка и брокколи. Обжаренные овощи с коричневым рисом. Или давиться овсянкой с орехами и ягодами.
Ничто не звучит аппетитно.
Не после сегодняшних разборок.
В глубине коридора я слышу, как открывается и закрывается дверь, затем наступает тишина. Через несколько секунд в туалете смывается вода.
Джеймсон Кларк, девушка, с которой только что начал встречаться мой сосед Оз, неторопливо входит в комнату. На ней джинсы и пушистый голубой свитер. Очки. Довольная улыбка, растягивающая ее губы, быстро сменяется испуганным выражением, когда она видит, что я хмуро смотрю на нее стоя у раковины.
Я ей не нравлюсь.
Не то чтобы меня это волновало, потому что она мне тоже не нравится.
Джеймс осторожно подходит к холодильнику, но не решается открыть его.
— Эй, как дела? — пытается она завязать беседу.
— Отлично.
Она указывает на холодильник.
— Ты не против, если я…
Я хрюкаю.
— О, пожалуйста, угощайся и чувствуй себя как дома. Как всегда.
Вместо того, чтобы открыть холодильник, она прислоняется к столу, вопросительно изучая меня, как головоломку, которую она пыталась собрать вместе в течение нескольких месяцев.
— Ты же знаешь, что я не враг, верно?
Чушь собачья.
— Я не знаю, почему ты пытаешься разговаривать со мной прямо сейчас. Я не в настроении, — цежу я сквозь зубы.