Я стону ей в рот, убирая руку с ее лица, веду прямо вниз по руке. Она касается ее бедра, разминая плоть выше талии джинсов. Сжимаю. Пальцы дергают и скручивают ткань подола её одежды.
Она прижимается ближе с тихим мурлыканьем, маленькая грудь касаются моей груди, дыхание смешивается.
Мы не можем насытиться друг другом. Руки Вайолет в моих волосах, скользят по плечам, хватают, ощупывают, запоминают каждую твердую линию моего торса. Она прикасается ко мне так, как будто никогда раньше не прикасалась к мужской груди, рукам или мышцам.
Прикасается ко мне, как…
Как я…
Дерьмо. Как я прикасаюсь к ней.
Я хочу трахнуть ее так сильно, что с трудом соображаю.
Моя рука блуждает по ее стройному телу, большая рука скользит вверх и вниз по ее бедру. Между ног и под рубашку.
Вверх по плоскому животу.
В ее обнаженном торсе нет ничего особенного; не то, чтобы я раньше не держал руку под рубашкой девушки. Но это жар Вайолет, ее кожа, и она позволяет мне провести открытой частью ладони по изгибу ее груди.
Я подхожу к ее лифчику; он такой маленький, что вся чашечка помещается в мою руку. Без косточек. Текстурная, я трогаю кружево и просовываю руку внутрь. Пальцы играют с ее грудью, большой палец теребит сосок.
Вайолет стонет. Так неожиданно долго и громко, что я снова играю с ней. Конечно, сиськи у нее маленькие, но, когда я легонько провожу ладонью по самой бледной, шелковистой коже, которую когда-либо чувствовал, размер даже не регистрируется в моем мозгу как недостаток.
Она чувствуется прекрасно. Нетронутой.
По телевизору кричат и спорят, когда горцы вступают в бой, но я почти ничего не слышу.
Наши языки сплетаются, у неё, поначалу, получается неуверенно. Это нормально, мне не нужно, чтобы она пыталась сожрать меня; мы можем плавно двигаться к этому.
Мои руки выскальзывают из-под ее лифчика, двигаясь к талии и ее брюкам. Опускаются под пояс, назад и вперед по ее бедрам в пространстве, достаточном для маневра.
Она втягивает в себя воздух.
Задерживает его.
Я улыбаюсь ей в рот, покусывая зубами ее нижнюю губу, нащупывая пуговицу на джинсах, ощупывая петли джинсового ремня вслепую, как Хелен Келлер (прим. слепоглухая американская писательница, преподавательница и общественный деятель) на стероидах.
— Зик, пожалуйста, стоп.
Я замираю. Стоп. Пальцы неподвижно застыли на ширинке брюк. Медленно опуская руку, я отстраняюсь от ее тела, ища глазами ее широко раскрытые карие глаза. Лицо раскраснелось, приоткрытые губы припухли от поцелуев и посасываний.
— Прости, но мы должны остановиться.
Я наклоняюсь вперед на диване, кладу эти грубые ладони на колени, провожу ими вверх и вниз по бедрам, прежде чем поднять их к голове, пробегая ими по волосам.