Постараюсь сдержаться, буду гладить его по шерстке, ну а в крайнем случае, может, и придется взять его за горло.
С твердым решением во что бы то ни стало подладиться к отшельнику, Хобби подъехал К его хижине.
Старика не было видно ни на камне, где он обычно встречал посетителей, ни за оградой в садике.
— Забрался в свою берлогу, — пробормотал Хобби, — не хочет никого видеть. Ну, да я обрушу его лачугу ему на голову, если он не выйдет добром!
Потешив себя такими рассуждениями, он стал взывать к Элши, стараясь говорить как можно смиреннее, хотя в его состоянии крайнего возбуждения ему это удавалось с трудом.
— Элши, друг Элши!
Ответа не последовало.
— Мудрый отец Элши!
Карлик молчал.
— Чтоб тебе пусто было, уродина ты этакая! — пробормотал горец сквозь зубы и затем продолжал вслух тем же смиренным тоном:
— Папаша Элши, к тебе за советом пришел несчастнейший из смертных!
— Поделом! — отвечал карлик резким и скрипучим голосом из похожего на бойницу окна, которое было проделано рядом с дверью и откуда он мог видеть любого, кто подходил к его жилищу, сам оставаясь невидимым.
— Поделом! — повторил Хобби с ноткой раздражения в голосе. — Но почему же, Элши? Разве ты не слышишь, что я говорю тебе: я самый несчастный человек на свете.
— А разве ты не слышишь, что говорю я: поделом тебе! Разве я не предупреждал тебя сегодня утром, когда ты считал себя счастливцем, что еще до вечера у тебя будет горе?
— Верно, предупреждал, — отвечал Хобби, — потому-то я и пришел к тебе сейчас за советом: тот, кто предвидит беду, знает, как помочь человеку выбраться из нее.
— Я не знаю, как помогать тем, кто в беде, — возразил карлик. — А если бы даже и знал, зачем стану я помогать другим, когда никто никогда не хотел помочь мне? Разве я не лишился богатства, которого бы хватило, чтобы сотни раз купить и перекупить все твои бесплодные земли; лишился положения, которое не сравнится с твоим, как твое не сравнится со званием простого крестьянина; разве я не изгнан из общества, где люди пленяют своим обхождением и блеском ума? Недаром я потерял все это. Недаром я прозябаю здесь пасынком на безлюдных и мерзких задворках природы и сам являю собой зрелище еще более мерзкое, чем все то, что меня окружает? И почему другие черви жалуются тогда, когда по ним проедет колесница судьбы, когда я сам корчусь, уже раздавленный ею!
— Ты мог все это потерять, — отвечал Хобби с горечью, — землю и друзей, добро и деньги, — ты мог потерять все, но все же ты не терял Грейс Армстронг, и горю твоему не сравниться с моим. А у меня даже надежды никакой не осталось, не видеть мне больше моей Грейс!