— Матушка, что с вами? — спросила Ланна, увидев вытянутое безвольное лицо матери.
Не дождавшись ответа, девушка взяла из рук Эмми письмо и прочитала его.
— Что скажешь? — не открывая глаз, спросила герцогиня.
— Нам объяснили, как спасти жизнь брата, это главное. Правду об этом несчастии узнаем, когда Громм поправится. Жениться на леди Стоун он собирался, в этом нет ничего страшного.
— Собирался, — согласилась мать, — однако ушел с помолвки, пропадал долгое время, а теперь это письмо. Кто выдвигает требования? Невеста? Почему только она способна помочь Громму? И поможет ли?
— Поможет. Ей незачем выходить замуж, если брат умрет. Титул у нее есть, а наследство Луззи не получит, пока не родит сына.
— Ты права. Спасибо, дорогая, успокоила меня. В любом случае мы вынуждены подчиниться.
Эмми сказала не совсем верно, ее не успокоили слова Ланны. Тревога за умирающего сына, за собственную судьбу и будущее дочерей осталась в душе, но стало ясно, что ей не придется принимать никаких решений самостоятельно. Нашелся руководитель. Кто бы он ни был, какие бы цели не преследовал, герцогиня Эдуан не сумеет ему противостоять. Упрямством ничего не поправишь, значит, надо смириться. Переживания из-за исчезновения Громма с помолвки, испуг за его жизнь, когда он нашелся, попытки найти объяснения происходящему подточили здоровье герцогини. Она слегла с невыносимой мигренью.
* * *
Данетц был весьма доволен. Простачок Солоу со своей глупой дуэлью пришелся кстати. Люди барона во время поединка посетили дом Виктоу, где Милтина оставалась одна. Трио сказал девушке, что герцог ранен и зовет ее. Та, конечно, поверила и отправилась в приготовленную ловушку. Теперь в руках Данетца не только жизнь Эдуана, но и его любовница. Пока венчание Луззи и герцога не состоялось, праздновать рано, но настроение все-таки победное. Барон в гостинице изрядно выпил, отдохнул и решил не откладывать разговор с певицей. Ее держали в пригороде Эду, туда он и поехал, добравшись верхами до нужного места. Потребовалась поддержка Хэша, чтобы сползти с лошади, хмель пока не отпускал. Данетц, покачиваясь, зашел в неприметный дом, подручные остались в сенях. Сквозь немытое окно скудный свет осеннего солнца едва пробивался, но барону не требовалось рассматривать узницу, да и ей незачем видеть его.
— Как с тобой обращались? — спросил он.
— Кто вы? Где Громм?
Данетц сел на лавку, облокотясь на грубый, из толстых, плохо выскобленных досок стол. Милтина продолжала стоять, она еще надеялась увидеть любимого, готова была бежать к нему.