Из-за напористого приближения демона она быстро легла поверх его расстёгнутой рубашки.
Во мне горела ярость. Трясло от обиды и злости.
Может, это глупо, но детская травма что-то повернула тогда в моей душе. Можно сказать, я отвернула себя от всех представителей противоположного пола, кроме папы, естественно.
Мысли утянули меня в прошлое… в то время, после которого я дала себе зарок — никогда не влюбляться в парня или мужчину, пока полностью не буду убеждена, что он совершенно точно и бесповоротно влюблён в меня.
То, что у меня ничего не вышло — другое вопрос.
Тати что-то хотела сказать, но Ася остановила её, потянув в сторону огромного здания:
— Вот ещё! — Мысленно рыкнув на своё трепещущее сердце, вошла в кольцо мужских рук, становясь практически заключённой их объятиями.
«Ещё её эта предсмертная записка «Пусть Виталик знает, как я его любила…».
— Я против такой медитации! — Выдала последнее требование, не зная, как объяснить поведение пятикурсника. — Отпусти сейчас же!
— Другое дело, — мурлыкнул демон, утягивая меня в чёрный дым своего портала.
Демон отрицательно мотнул головой, и его губы расползлись в поистине расслабленной улыбке:
— Не командуй. Я тут наставник. Ближе… или ты меня боишься?
Помню, я в себя прийти не могла после смерти Синичкиной.
— Не прокатит, — хмыкнул знакомый голос, и я дёрнулась от неожиданности. — Решила волынить от медитации, детка?
«Зачем тебе это знать? — Задалась вопросом, окончательно скиснув. — Ни к чему хорошему эти вопросы не приведут…»
Суть в другом — мне на месте не сиделось. Хотелось быстрее оказаться в том амбаре, о котором Эль все уши прожужжал, и, наконец, добиться ответов на все мои вопросы.
— Леся? Ты чего? Пошли скорее, а то все котлеты сметут, — заныла Маринка, пока девчонки непонимающе оглядывали меня с ног до головы.
— Элияр?!
Мне было почти четырнадцать лет, когда кузина, то есть не совсем кузина… В общем, племянница Виталины покончила жизнь самоубийством.
Дух захватило, когда я подошла к краю и посмотрела вниз.
Элияр смотрел на меня до того странно, что я даже не сразу поняла, где мы очутились.
Понимала умом, что Эль не будет насмехаться над моими чувствами так, как Веталь над Настюшкиными, а признаться первой не могла. Да и, повторюсь, моё признание, в рамках особенностей сирен, будет расценено, как обязательство перед всем миром.
А когда потянулся к моему лицу, так и вовсе шарахнулась в сторону.
Ноги почему-то повели меня к пруду.