-А сейчас?
Он ушел из кухни, а я так и сидела, пялясь в пространство. Как угодно я представляла нашу встречу, но только не так. Пощечину залепил, но если это все, то я не то что легко отделалась, мне вообще не воздано. Я-то была солидарна с Борькой, а тут такое...
-Это было ужасно. Я не знала, что делать дальше. Боялась даже взглянуть на него. К счастью, мне надо было заняться собой, это отвлекло, пока я обрабатывала рану на шее, сумела немного прийти в себя. Поняла, что ситуация хреновее некуда. Я нахожусь в незнакомом лесу с трупом проводника на руках. Я убила человека. Пусть из самообороны, но все же... - я немного помолчала. - Недалеко было болото, он мне его показывал, велел быть осторожней. Я оттащила туда тело и утопила. Собрав вещи, побрела напрямую, куда глаза глядят. Мне повезло, чудом я выбралась из леса.
-Ты по-прежнему живешь один?
-Иди.
Леха шумно выдохнул, откидывая голову на спинку стула, потом достал из пачки сигарету и закурил. Бросив зажигалку на стол, заметил:
Я усмехнулась, погладив его по волосам. Он вдруг посерьезнел так, что я не могла этого не заметить.
-Тебе в такое не верится?
И вот сейчас, спустя почти восемь лет, я сижу напротив, предавшая его и сбежавшая с другим.
-Что нет? - он склонился надо мной, держась на локте, а вторая рука покоилась над моим клитором, и я инстинктивно пыталась потереться об неё.
-Не переживай, тревожить тебя никто не будет, и мне ты не помешаешь.
Естественно, я осталась жить у Лехи и очень быстро забыла о его выпаде, связанном с присвоением меня себе. Относился он ко мне хорошо, потакал капризам и баловал, терпя выходки. Довольно быстро о переменах в моей жизни стало известно: в институте отношение резко изменилось, я стала иначе одеваться и вести себя, так что отбоя от ребят не было. Я над ними посмеивалась, но не подпускала, они были мне неинтересны, и Лехе значительно уступали. Мои родные тоже все узнали, у мамы в городе родственников не было, так что с ее стороны холоднее стали только подруги, которые смотрели презрительно, если нам случалось столкнуться в городе. Я была неизменно учтива и вежлива, так что придраться ко мне возможности не было. Папа и его родня отнеслись ко мне с куда большим пониманием, с папой мы даже встречались, мама об этом не знала, а то его бы ждала та же участь, что и меня. Он за меня радовался, насколько мог, хотя и был обеспокоен. С мамой мы так и не виделись, я приезжала домой, но она мне не открыла, а когда я встретила ее после работы, сделала вид, что оглохла и всю дорогу шла молча. Короче, матушка представляла собой самую настоящую фарисейку, живущую по законам, написанным для жестокосердечных людей, а вовсе не по данным Иисусом заповедям. Пробить ее оборону было невозможно. Папа сказал, даже священнику это оказалось не под силу, хотя он и пытался вызвать в ней милосердие и уговорить на разговор со мной.